Из прошлого

Длинный коридор с многочисленными дверями различных редакций, стук пишущих машинок, люди, которые здесь не ходили, а бегали взад и вперед с бумагами в руках – это все производило впечатление. Я почувствовал себя совсем потерянным и забыл даже зачем я сюда пришел. Но Генех держал меня под руку и смело вел вперед, словно он был здесь своим человеком. Сотрудники «Будь готов!» проявили ко мне интерес. Писатель Абрам Коган взял меня за подбородок: «Квитко нам уже рассказывал о тебе… Ты, наверное, принес новую сказку?» Генех ответил за меня, и в считанные минуты в моем кармане лежала нужная рекомендация. Через несколько дней я успешно сдал экзамены и мог с гордостью объявить моим родителям, что меня можно поздравить. Мой отец был очень доволен, но моя мама была не в восторге. «Журналист, – говорила она, – это не профессия, это воздушный человек, это вроде Менахем-Менделя…» (герой романа Шолом-Алейхема). На лице моей мамы появилась скептическая улыбка, которую можно было истолковать: «Так и быть, золотко мое, посмотрим…» Очевидно, она не хотела сбить мой энтузиазм и окончательно меня разочаровать.

Итак, я стал студентом. И не просто студентом, а студентом техникума журналистики, кажется, единственного в Советском Союзе – как красиво это звучало, сколько светлых мечтаний! К тому же я буду получать стипендию и необыкновенную, но даже повышенную – 130 рублей – в два раза выше, чем в других техникумах. Это значит, что у меня будет живая копейка в кармане, и мне не нужно будет клянчить у своих родителей деньги на кино. И если я уж действительно стал студентом, то могу же я открыто закурить папиросу и не прятаться по углам… И это еще не все: судьба распорядилась так, что общежитие, где жили студенты нашего техникума, находилось как раз за забором нашего двора. Это сулило то, что мои новые товарищи будут всегда со мной. И так оно и было. Я начал новую жизнь. По правде говоря, учеба, содержание лекций меня мало интересовало, кроме изучения языка и литературы. Остальное мне казалось ненужным и неинтересным.

Время в техникуме я отбыл без особых приключений. У меня появились совсем другие интересы. Почти каждый день вместе с Генехом Койфманом, с которым я близко сошелся, я пропадал в редакциях «Зай Грейт» («Будь готов!»), «Юнге Гвардие» («Молодая гвардия») и позже – «Дер Штерн» («Звезда»). Мы там были свои люди и часто там путались под ногами у сотрудников газет, искали встреч с писателями и надоедали редакторам нашими стихами и рассказами. Понемножку нас печатали.

Состав нашей еврейской группы был неинтересный – большей частью молодежь из маленьких местечек вокруг Винницы, Киева, Житомира – люди, которые случайно приехали к нам учиться, так как не нашли другого места. Среди них было несколько исключений, и мы держались с ними вместе, и даже немножко зазнавались, будучи убеждены, что мы стоим выше других.

Они, «другие», успешнее нас учились, получали хорошие отметки и были дисциплинированны, в отличие от нашего кружка, который бравировал тем, что мы вообще ничего не учим, что мы не признаем никакой дисциплины, лишь заняты сочинительством и беготней по редакциям… Немалое место в нашей жизни занимали девушки. И хотя я был самый молодой, я был по уши влюблен еще с седьмого класса в ученицу нашей школы, годом младше меня. Это была красивая и чистая детская любовь, которая заполняла все мое естество и тянулась несколько лет.

Вместе с моими новыми друзьями я часто посещал харьковский еврейский клуб имени III интернационала на улице Пушкинской в здании городской синагоги. Там мы себя чувствовали как дома; встречались с еврейскими писателями на частых литературных вечерах, с артистами еврейских театров, пользовались богатой библиотекой и в 1934 году организовали литературную студию, ядро которой образовал «наш» кружок.

Понемножку к нам присоединились все начинающие писатели города, и закипела у нас интересная деятельность. Союз писателей прикрепил к нам своих членов – писателей Иосифа Котляра, Файвла Сито, М. Хащеватского, Довида Пинчевского, Хаима Гильдина, Пейси Альтмана, которые в разное время руководили студией.