Из прошлого

Частые командировки в окружающие деревни, куда я чаще всего добирался пешком, встречи с еврейскими колонистами расширили мой кругозор, и я возвратился с практики довольный и обогащенный большим багажом впечатлений. Вторую и последнюю практику я прошел в киевском «Пролетарском знамени» у редактора Заблудовского. Тут я познакомился со многими еврейскими писателями, посещал еврейский театр, был даже в гостях у артиста Либерт, который играл еще в «Миреле Эфрос» вместе с Эстер-Рохл Каминской, посетил киевскую еврейскую литературную студию. Но самое большое удовольствие я получил от командировок в еврейские местечки области: Лунгин, Овруч, Коростень и многие другие. До тех пор я еще ни разу не был ни в одном еврейском местечке, а я давно мечтал о таких путешествиях. Разумеется, еврейские местечки тридцатых годов уже были далеко не те, что при Менделе-Мойхер Сфориме и Шолом-Алейхеме, но они на меня произвели большое впечатление своими обычаями и людьми.

Работая в киевской редакции, я беспрерывно просил редактора Заблудовского и у секретаря Наровского посылать меня в местечки. Я стремился все больше и больше увидеть. Как казус, во время одной такой поездки в моей памяти сохранился случай на Коростеньском вокзале. Я приехал туда в вечернее время, и мне предстояло ждать следующего поезда до утра. Мест в гостинице не было, и я ходил по залам вокзала, где на скамьях и на полу спали пассажиры. Наконец я устал и кое-как устроился на уголке скамьи, почти на ногах спящего крестьянина. Незаметно я сидя впал в глубокий сон. Не знаю, сколько времени прошло, но я проснулся от того, что кто-то очень усердно тряс меня за плечи. Вместо ответа на мое возмущение мужчина в гражданском показал мне красную книжечку и приказал следовать за ним. Ничего не понимая, я пробовал протестовать и требовал объяснения: что это все значит? Тогда мужчина свистнул в свисток, отчего многие пассажиры проснулись и окружили меня. Скоро появился милиционер, и я вынужден был подчиниться. Меня завели в боковую комнату, где за столом сидел какой-то чин в форме. «Ваши документы?» – обратился он ко мне. Я не помню, при каких обстоятельствах я оставил свой паспорт в Киеве. Единственный документ, который был у меня, было мое временное удостоверение без фотографии, напечатанное на двух языках – украинском и еврейском. «Чин» внимательно просмотрел мое удостоверение, с недоверием оглядел семнадцатилетнего корреспондента и потребовал открыть мой портфель.

– А куда ты дел деньги?

– Что за деньги? Что еще за несчастье? – вышел я из себя.

– Что ты строишь из себя дурачка? – начал кричать «чин». – Мы знаем все! Где деньги?..

Мои слова его не убедили и меня посадили в холодную камеру, где я провел всю ночь. Лишь утром меня освободили и даже извинились передо мной. Оказалось, что по моему возрасту и одежде меня приняли за вора, который опустошил где-то кассу. Только что сюда сообщили, что преступника задержали на другой станции. Когда я обо всем этом рассказал в редакции, все держались за животы, и я сам смеялся вместе со всеми.

Я с трудом закончил техникум. Учеба, как я уже говорил, была неинтересной. Я был убежден, что я уже и так законченный журналист. Меня тянуло в широкий мир, к настоящей работе.

В середине учебного года у меня созрел план бросить учебу и уехать на работу в Биробиджан. К моему плану присоединился один мой товарищ, Янкл, старше меня на четыре года и младше меня на один курс. В один прекрасный день мы оба отправились в «Гезерд»[28] на улице Свердлова, который занимался переселением, и подали заявления о переезде в Биробиджан. Кончилось это тем, что мы получили разрешение на выезд, но в последний момент я проявил слабость и передумал. Янкл уехал в Биробиджан, женился и стал отцом многочисленного семейства.

Лейб Квитко