Из прошлого

Потом мы долго беседовали с ним. Писатель рассказал нам о своем детстве. Он также прочитал нам только что сочиненную им детскую песенку «поросята», которой он, видимо, сам был доволен.

На прощание Квитко приласкал нас по-отечески, ущипнул за щеки и просил приходить к нему с новыми стихами и рассказами в любое время.

Я вышел от писателя переполненный счастьем и настоящей человеческой теплотой. Чувство теплоты к этому чудесному человеку и писателю я сохранил в себе навсегда.

Биробиджан

Но я не распростился с мечтой о переезде в Еврейскую автономную область, втянул в это дело Генеха Койфмана, так что после окончания техникума у нас другого выбора не было, и мы вместе пустились в дорогу. О нашем добровольном переселении писал «Штерн», сопроводив это сообщение нашим портретом.

Выехали мы из Харькова 1 сентября 1936 года со светлыми мечтами в наших юных сердцах. По дороге мы на несколько дней остановились в Москве, где впервые познакомились с достопримечательностями столицы, зашли в редакцию «Дер Эмэс» («Правды») и накоротке познакомились с редактором М. Литваковым.

От Москвы до Биробиджана мы ехали двенадцать суток в общем вагоне на верхних полках. Нас очаровали красивые пейзажи огромной страны. Безграничные поля и леса, реки и озера. Мы не могли оторваться от зрелища кристально чистого Байкала с многоцветными в закате солнца горами. Генех здесь же в вагоне сочинил стихотворение о прекрасном море. Он и здесь остался верен себе и завел мимолетный роман с молоденькой блондинкой, которая отправилась в Биробиджан искать свое счастье. Это было в его вкусе. Со мной же в пути приключилось такое происшествие.

В Новосибирске я выскочил из поезда со своим котелком, чтобы в вокзальном ресторане купить для себя и моего друга горячий обед. Мелочи у меня не было, и, пока кассир отсчитывал мне сдачу с моей сотни, я увидел через окно, как поезд отходит от платформы. Меня охватил страх. Не пересчитав сдачу, я, с полным котелком борща в руке, молнией выскочил на перрон и начал догонять поезд, развивший изрядную скорость. На ступеньке вагона стоял Генех с протянутой рукой, чтобы взять у меня котелок, при этом он во весь голос кричал, подбодряя меня в моем беге. Я уже близок был к цели, как вдруг обо что-то споткнулся и вытянулся на земле во весь рост. Горячий борщ хлюпнул мне прямо в лицо и ослепил меня. Сам не знаю, как я поднялся и вскочил на самую последнюю ступеньку быстро мчавшегося поезда. Пройдя через несколько вагонов, я добрался до своего места. Увидев меня облитым с головы до ног борщом и с пустым котелком, Генех разразился своим заразительным смехом. За ним рассмеялись все пассажиры в вагоне. Мне же было тогда не до смеха, я даже обиделся на своего товарища. Правда, ненадолго. Если не считать «вагонный» роман Генеха и мою «борщовую эпопею», наше многодневное путешествие на Дальний Восток прошло благополучно.

Прибыли мы в Биробиджан глубокой ночью. Новый вокзал еще не был закончен. «Приземлились» мы в одноэтажном тесном станционном помещении, едва освещенном, битком набитом пассажирами, в большинстве своем евреями и корейцами. Это была станция Тихонькая[29]. Первое впечатление от края-мечты, как говорится, неважное. Но молодости дано драгоценное чувство оптимизма – не вешать нос. Настроение у нас было приподнятое, так как мы прибыли на место. Мы шутили, баловались, вызывая недоумение у пожилых озабоченных и не выспавшихся пассажиров, а когда один из них, услышав, как корейцы говорят между собой, сказал своей жене: «Слышишь, Броха, лучше лежать в земле, чем иметь такой язык», – веселый Генех разразился таким хохотом, что дремлющие пассажиры проснулись и один у другого испуганно спрашивали: «Что случилось?»

С восходом солнца мы вышли наружу и очарованы были чудесным пейзажем. Брюхатые сопки покрыты еще седым туманом, но их вершины, позолоченные осенним солнцем, уже явственно обозначились на фоне неба. Было трудно оторвать взгляд от этого зрелища. Сам город не ошеломил нас своим видом. Несколько двухэтажных деревянных домов без всяких прикрас. Но это нас не разочаровало. Строительство здесь только началось.