О моих встречах с Довидом Бергельсоном я рассказывал отдельно, но вот вспомнилась еще одна короткая встреча с великим писателем. Это было в 1937 году, когда писатель объявил всему миру, что он навсегда поселяется в Биробиджане. Это известие было воспринято с большим удовлетворением его почитателями, и однажды к нам в редакцию пришла телеграмма из Москвы на имя Бергельсона от самого Леона Фейхтвангера, который тогда гостил в советской столице. В этой телеграмме Фейхтвангер приветствовал своего коллегу и его решение поселиться в Биробиджане. Я, самый младший и самый проворный, схватил телеграмму и побежал в гостиницу к Бергельсону, переполненный гордостью, что держу в своих руках телеграмму от одного всемирно известного писателя к другому…
Бергельсон прочитал телеграмму и самодовольно обратился ко мне: «А? Что Вы скажете? Бергельсона не забывают. Большое спасибо вам, молодой человек, за услугу. Вот я сейчас же сяду и отвечу моему другу».
Ах, как не хотелось уходить из этой комнаты. Но я понимал, что Бергельсону сейчас не до меня и простился с писателем.
Вечера с Бергельсоном
Катятся годы, как мяч: вот держишь ты его в руке, вот он исчез. Вместе с ними стираются из памяти события, переживания. Многие из них затягиваются густым туманом. Но есть между ними такие, которые врезаются в память, словно выбитая в камне надпись, такие не забываются…
Стоял сердитый мороз, от которого захватывало дух. Голубизна вечера как бы примерзла к высокому снегу на биробиджанcких крышах, где дымы из труб уносились вверх, как ровные телеграфные столбы.
В двух тесных смежных комнатах «Биробиджанер Штерн» царило приподнятое настроение. Рабочие, служащие, учителя, студенты пришли на литературную встречу с местными писателями. По сравнению с крепким морозом на дворе здесь было уютно. Вокруг круглой печки, в которой по-праздничному трещал огонь, распространяя запах смолы и хвойных деревьев, знакомые обменивались приветствиями и репликами. Компания писателей шутила по своему обычаю, добродушно посмеиваясь один над другим. Особенно выделялся в этом отношении вечно веселый Эма Казакевич, чей звонкий задорный смех перекрывал общий шум и заполнял собой все помещение. Не отставали от него и Нотка Вайнгойз, Йосиф Рабин, и хриплый Гирш Добин. Более солидно беседовали между собой Гершл Рабинков, Бузи Миллер, Нохэм Фридман.
Мы, самые юные, почти еще мальчики Генех Койфман, Арн Гофштейн и я скромно сидели у редакционного стола с тетрадями стихов и молча, с почтением слушали этот фейерверк шуток биробиджанских литераторов. Главный редактор «Биробиджанер штерн» Бузи Гольденберг только что закончил читать листы корректуры завтрашней газеты и давал указания выпускающей очередного номера Соне Розенфельд. Потом он поднялся со своего места, выпрямился, высокий и стройный, закинул назад рукой свои черные кудрявые волосы и быстро оглядел умными улыбчивыми глазами собравшихся. Это было знаком, что довольно уже шуметь. Вечер начинается.