Генех Койфман был моим близким другом, с которым мы вместе закончили Харьковский техникум журналистики, вместе поехали в Биробиджан, вместе начали работать в «Биробиджанер штерн», вместе жили в одной комнате и я, по всей видимости, был первым, кому он читал каждое новое написанное им стихотворение. Почти все его песни я знал наизусть и каждый его успех или поражение воспринимал как собственные. Но, каюсь, что в этот вечер я ни одного слова из его стихов не слышал. Все мое внимание было приковано к великому писателю, чье имя у меня продолжало ассоциироваться еще со школьной скамьи с выдающимися классиками Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхемом, Ицхок Лейбуш Перецом, Шоломом Ашем и т. д. А тут сидел напротив меня за столом так близко сам Довид Бергельсон, великолепный автор «Глухого», «После всего», «Мера суда», «У Днепра»… Это было как во сне. Я впился глазами в его лицо, словно боялся потерять клад, который только что обнаружил… С тех пор прошло уже почти полстолетия, но, как будто вчера все это происходило, стоит передо мной образ великого писателя на том памятном вечере: его умные глаза под черными бровями, его нос, слегка помеченный оспой, его толстая нижняя губа, которая тяжело шевелилась во время разговора. В моей памяти хорошо сохранился его густой низкий бас, который звучал с резкой силой и уверенностью. Такой голос ты узнаешь среди тысячи и никогда не забудешь.
Бергельсон с полузакрытыми глазами внимательно слушал чтение моего друга, а я внимательно следил за каждым движением маститого писателя, который время от времени делал короткие записи золотым пером, рисовал различные профили мужчин, женщин, деревьев, птиц. Этот листок остался после вечера на столе и стал моей собственностью. К сожалению, во время войны я эту реликвию потерял.
А Генех все читал одно стихотворение за другим и чем дальше, тем патетичнее, видимо, желая понравиться публике и, особенно, важному гостю. И это удалось. Выступающие единодушно высказали мнение, что молодой поэт вырос, что его стихи стали более зрелыми, интересными, содержательными, особенно, новый цикл Биробиджанских стихов, которые насыщенны колоритом Дальнего Востока. Генех Койфман был доволен, но его вопрошающий взгляд был обращен к Бергельсону, и вместе с ним все присутствующие с нетерпением ждали, что скажет он?