«Слушайте, Добин! Апельсины это лекарство от всех болезней. Тут вы имеете солнце вместе с витаминами – как раз то, что, вам, Добин, теперь не хватает». Я заметил, как жена Добина в отчаянии орудует в буфете, соображая, чем угостить гостя. Мы переглянулись с Добиным. Наверное, это заметил и Генех Койфман и, словно сговорившись, мы одновременно выскочили из комнаты и побежали в гастроном, где в спешке, очень торопясь, купили пару бутылок вина и еще кое-что.
И когда на столе появился кагор и закуска к нему, Бергельсон от удовольствия потирал руки: «О, я вижу тут настоящий пир!» Он первый поднял рюмочку: «Если так, так выпьем за здоровье нашего друга Добина, чтобы он быстрее выздоравливал и больше не болел». После третьей рюмки за столом стало более оживленно. Мы почувствовали себя раскованными и совсем по-домашнему, свободно завели разговор о литературе и писателях. Собственно, говорил один Бергельсон, мы же, присутствующие, наводили гостя на нужный путь, и больше ничего не требовалось. Бергельсон вошел в свою стихию рассказчика, а рассказывал он чудесно: каждый человек, каждая зарисовка, каждое событие у него оживали в полном своем воплощении. Говорил писатель спокойно, мягко и выразительно, меняя соответственно нужному месту богатую интонацию, зачастую артистично… Перед нашими глазами возникали, как живые, Менделе, Ан-ский, Шолом Алейхем, Перец, Шолом Аш, Вайсборг, Сегалович, Опатошу, Номберг, Лейвик… В устах рассказчика они возникали перед нами не только в знакомых всем образах. Бергельсон передавал нам такие подробности встреч с писателями, что мы, его слушатели, глотали каждое слово, переносясь в иной незнакомый нам мир.
Я не помню точно, каким образом Бергельсон перенесся в своем рассказе в Киев и с особой теплотой рассказал нам о своей первой любви, так, будто это было вчера. В его рассказе не было недостатка в комических ситуациях, при этом его глаза светились юношеским задором. Да, Бергельсон был в ударе! И мы с ним засиделись, совсем отключившись от времени и места, до самой полночи… И вдруг он, спохватившись, посмотрел на часы: «Э, ребята, я, кажется, немножко тут засиделся с вами». И, обращаясь к больному, сказал: «Выгоните меня, Добин, иначе вы от меня не избавитесь. Выспитесь хорошенько, это самое лучшее лекарство».
Добин ответил, что самое лучшее лекарство он уже получил – это сегодняшний вечер…
С чувством глубокого сожаления, как будто мы теряем что-то очень ценное, провожали мы Бергельсона в гостиницу, в его номер…
37-й. Прощанье с юностью