Из прошлого

Я перебрался на другой берег, открыл глаза, и у меня вырвался дикий вопль, который поглотил безмолвный белый снег вокруг, свинцово-серое, тяжелое небо: «Буду жить!..» С того момента во мне поднялась волна огромной воли к жизни: только жить! Пережить кошмар, не поддаваться, как бы мне ни было плохо, что бы ни случилось, судьбе вопреки!..

Прошла неделя, как я прибыл в Калининдорф. Мои ничтожные денежные средства исчерпались, и работа для меня не предвиделась. Куда бы я не обратился, мне под различными предлогами отказывали. Мой внешний вид горожанина каждого настораживал, и стоило мне только сказать, кто я такой – умолчать в те времена о своем происхождении и социальном положении было невозможно – старались от меня поскорей избавиться, как от зачумленного. К тому же еще в Калининдорфе, как и во всех провинциальных поселениях, каждое новое лицо было на виду. Из одного дома в другой, из уст в уста передавали, кто я, что я и откуда я. Люди с любопытством мне смотрели вслед и шушукались между собой за моей спиной. Слоняясь однажды так по поселку, я на телеграфном столбе прочел объявление, что в МТС требуется кочегар.

Ни на минуту не откладывая, я быстро туда отправился. Директор – еще молодой человек долго вертел в руках мои документы и, наконец, мне заявил, что работа не для меня: нужно приходить в 5 часов утра и топить 8 печей; рубить дрова, носить воду. Я ответил, что это меня не страшит и что я согласен. Тогда он поднялся со своего стула, приблизился ко мне и, заглянув мне в глаза, сказал: «Хорошо. Приходите сюда завтра в двенадцать часов дня». С искрой надежды я оставил кабинет директора.

Дома, дело уже было к вечеру, я застал Мотла. Мне показалось, что настроение у него подавленное. «Э, глупости…», – попробовал он с деланным равнодушием отделаться от моих расспросов, но, в конце концов, признался, что сегодня его вызвали в райком партии, где интересовались моей особой.

Кровь бросилась мне в голову. Нет. Я не за себя испугался. Со мной уже все было ясно, и я приготовился к самому худшему. Но чтобы Мотл пострадал из-за меня?! Это окончательно меня добило, и я не мог себе простить, что дал себя уговорить и пришел к нему жить. Я уже приготовился оставить его дом и уехать из Калининдорфа. Куда? В белый свет…

Мотл пробовал меня успокоить, что это, мол, не так серьезно, как я думаю, что он там, в райкоме, сказал, что я его друг, что он меня знает хорошо и что он ручается за меня; что, в конце концов, сын за отца не отвечает… Я целую ночь не сомкнул глаз и твердо решил поскорее съехать.

Назавтра в условленное время я пришел в МТС. Директор меня встретил подчеркнуто холодно. Подчеркнуто холодно он сообщил, что его заместитель днем раньше уже нанял на работу кочегара… Когда я выходил из кабинета, директор меня остановил:

– Да, чуть не забыл. Вас приглашает к себе начальник райЭнКаВэДэ.

При этих словах у меня как бы сердце оборвалось от страха… Но когда я вышел на улицу, я взял себя в руки и подавил страх: чего я должен бояться? Так может быть и лучше: сколько можно крутиться без надежды найти работу, сколько можно так жить – не нужным никому и самому себе. Пусть уже все это кончится! Жаль только маму…

Меня принял помощник начальника НКВД, маленький человечек с красным лицом и бесцветными глазами. Он был одет в гражданское и был настолько неприметен, что если бы я его встретил на улице, то не обратил бы на него никакого внимания. Он сидел в высоком кресле, поставленном, наверное, специально для него, чтобы он выглядел значительнее… На столе лежала его светлая плоская фуражка. Я не знаю почему, но фуражка его мне хорошо запомнилась. В своих маленьких, почти детских руках он вертел связку ключей. Изо рта торчала длинная папироса.

Целый час он меня допрашивал, и я ему еще раз, и еще раз был вынужден о себе рассказывать. Но больше всего его интересовало, почему я приехал сюда, именно в Калининдорф. Мой ответ, что мне много хвалили этот еврейский район и что давно, еще после окончания техникума, я даже имел намерение приехать сюда на работу, его мало удовлетворил. После того, как он меня расспросил о Мотле, – откуда я его знаю, и не приехал ли я сюда из-за него, – он дал мне несколько листов бумаги, чтобы я все рассказанное написал. Так я и сделал. После этого следователь отпустил меня домой. Перед уходом я его спросил:

– Имею ли я право устроиться на работу?

– У нас каждый имеет право на труд! – был его ответ.

Выйдя из этого учреждения, я, как ни парадоксально это звучит, почувствовал себя намного лучше: я был уже в аду, очистился и всё… Правда, ночью, при каждом шорохе мне казалось, что это пришли за мной…

О моем переезде на другую квартиру Мотл и слушать не хотел. Он доказывал, что ему ничего не грозит и что если мы вместе жили до сих пор, мы можем и дальше жить совместно, уже все равно, нечего бояться. Я сдался.