Из прошлого

Жестокое известие о нападении Гитлера на Советскую Россию я услышал, когда готовился к экзаменам после окончания второго курса. Это сообщение поразило меня, словно удар молотом по голове. Я был в шоковом состоянии. Придя в себя, я стал успокаивать себя тем, что ежедневно слышал и читал: война долго не продлится, у нас огромная сильная армия, Гитлер совсем скоро сломает себе шею и фашизму придет неизбежный конец. Но когда на улицах Харькова показались беженцы из Киева и других западных городов, на душе стало скверно, настроение упало. О продолжении учебы нечего было и думать.

Заклеенные бумажными полосами окна, огромные очереди за хлебом, воздушные тревоги, светомаскировка, комендантский час, дежурства на крышах, бомбоубежище, озабоченные лица людей – это все стало каждодневной картиной…

В один из таких дней к нам в комнату постучала красивая девушка, с потемневшим от солнца и страданий лицом. Она передала мне письмо от моего друга Генеха Койфмана, который писал мне из окопов из-под Киева. Уже с первых дней войны он был мобилизован и, как он мне писал, даже успел понюхать пороха… Кто тогда мог предположить, что это будет последнее его письмо. Девушка, принесшая мне письмо, была студенткой Киевского Университета и невеста Генеха. Она еле-еле успела выбраться из своего родного города; больше половины пути она прошла пешком. Моя мать помогла ей вымыться, накормила ее, и я отправился с ней к моим знакомым, где устроил ей угол, а затем и в Харьковский Университет. К сожалению, это было ненадолго…

Вместе со многими студентами нашего института я был мобилизован в студенческую дивизию, которая копала противотанковые рвы на оборонительной линии под Харьковом. В поле под открытым небом мы из соломы и веток построили поселок из шалашей, и тут на голой земле, подстелив траву, мы спали, прижавшись один к другому. С рассвета до позднего вечера мы копали и копали до боли во всем теле и до мозолей на ладонях. Солнце нещадно жгло наши полуголые тела, а во время дождя мы промокали до костей. Но молодость остается молодостью. Несмотря на серьезное положение, тяжелую работу и скудный паек, народ был настроен оптимистически. Песни, смех, шутки, анекдоты прямо сыпались из шалашей после работы до поздней ночи. Само собой разумеется, что там, где молодость, там расцветает любовь. Образовалось немало парочек. Для некоторых их них это стало началом совместной жизни…

Из-под Харькова нашу дивизию перебросили ближе к Днепропетровску близ станции Новомосковская, где днем и ночью шли ожесточенные бои с наступающими немцами. Они засели в сельских домах. В первые ночи мы мало спали, прислушиваясь к не– прекращающейся канонаде и наблюдая за вспышками обстрелов, освещающими черный небосвод, как молнии. Фронт был совсем близко. Постепенно мы привыкли к оружейной стрельбе и после трудного дня спали, как убитые.

Страшно было, когда над нашими головами среди белого дня появились вражеские самолеты. Их нарастающий гул вызвал ужас, и мы убежали от рвов в поле, припадая к высокой траве, пытаясь спрятаться от налета. Во рвах остались лишь солдаты из саперного батальона, копавшие вместе с нами. На самодельном треножном станке у них был пристроен нацеленный в небо пулемет «Максим», который должен был служить зениткой… При появлении немецких самолетов, командир батальона, должно быть, только из запаса, выхватил из кобуры свой пистолет и, выкрикнув команду: «По немецким самолетам – огонь!» – начал палить из своего пистолета в небо. Одновременно начал строчить «Максим». С сильно бьющимся сердцем, лежа в высокой траве, прикрыв головы лопатами (потом мы долго смеялись над такой защитой), мы наблюдали, как немецкие стервятники засыпали бомбами железнодорожную станцию и элеватор. Нас, копателей, они угощали из пулеметов. Пули стежкой ложились недалеко от нас. К счастью, никто не пострадал. Это было наше «боевое крещение». Такие нападения потом не раз повторялись, но мы и к ним привыкли.

Мы еще далеко не закончили рыть противотанковые рвы, как вдруг пришел приказ: немедленно бросить работу и поскорее убираться…

По воинским частям, уходящим в спешке с фронта, по приближению канонады нетрудно было догадаться, что враг форсировал Днепр. Побросавши по пути чемоданы, рюкзаки, лопаты, кирки и все, что имело вес, мы в величайшей спешке, испуганные, удирали.

Позже, в полном беспорядке, растянувшись на несколько километров, мы шагали по пыльной дороге вместе с отступающими войсками. Наше начальство удирало на машинах. Ночью, лежа в скирдах соломы в поле, мы с болью в сердце смотрели, как горела недалеко от нас после налета фашистской авиации железнодорожная станция и эшелоны со снарядами. Наутро, над маленькой деревушкой Лиханово, где мы только что остановились на отдых, появилось несколько стервятников и на наших глазах в течение нескольких минут разбомбили вокзал и эшелон с людьми. Как мы позже узнали, там погибли несколько студентов из нашей дивизии.