Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Продовольственная проблема оставалась по-прежнему острой, поэтому правительственными органами было принято решение о создании коллективных огородов. Пожалуй, это был единственно правильный выход из тупика, во многом способствовавший решению проблемы. Весной 1943 года в издательстве были организованы четыре бригады, куда вошли все сотрудники. Вместе с мужем я попала в бригаду китайской редакции. Под огород нам отвели большую полосу целины в дачной местности Подлипки. Наняли тракторы и по весне вспахали землю. Остальные работы – посадку, окучивание, уборку картофеля – мы выполняли уже сами. По воскресеньям с раннего утра ездили на наш участок. Надо было видеть привокзальную Комсомольскую площадь в те дни! Она вся была запружена народом: с лопатами на плечах огромная армия огородников устремлялась к трем вокзалам, втискивалась в битком набитые вагоны электрички.

Наша бригада, в которой были Гуйский с Любой, Чэнь Чанхао с женой Граней и другие китайцы, выделялась своим усердием. Все работы мы выполняли своевременно, тщательно окучивали картофель. На наших аккуратных грядках не было ни травинки, тогда как на участках французской и английской редакций буйствовали сорняки, среди которых еле угадывались чахлые кустики картошки. Наши труды не пропали даром: осенью картошка у нас уродилась на славу – величиной с кулак, а у других она оказалась мелкой, как орех. «У китайцев, – говорили в издательстве, – легкая рука. Землю они любят, и земля любит их, вознаграждает щедро».

Коллективные огороды просуществовали вплоть до 1946 года. Благодаря им мы все же стали не слишком страдать от голода. Всю войну выручала нас картошка, не сходила со стола. Варили мы ее в русском самоваре и ели на завтрак, на обед и на ужин просто с солью – масла не было. Сосновые шишки, чтобы разводить самовар, собирали в лесу, прилегавшем к нашему огородному участку. Запасались картошкой на всю зиму, держали в комнате под кроватью – другого места для хранения не было. Тяжелые мешки носили на спине до станции, садились с ними на электричку, а потом тем же способом тащили до дома. Откуда только силы брались – сейчас просто диву даешься!

В августе 1943 года я вместе со всеми работала на огороде, окучивая картошку, но через пару дней вдруг почувствовала симптомы, похожие на предродовые. Разбудила маму и мужа и сказала, что мне вроде пора отправляться в родильный дом. Меня поехали провожать Ли Мин и Мария. Никаких такси не было. Мы отправились к трамвайной остановке. Стояло раннее утро, трамваи только что пошли, но все места были заняты. Я стояла, худенькая, в своем широком пальто, которое скрывало все особенности фигуры. Никто и не подозревал, что со мной происходит, и не думал уступать мне место, как принято. Наконец Маруся не выдержала и обратилась к какому-то мужчине:

– Гражданин! Ну уступите же место женщине – она едет в родильный дом!

Гражданин посмотрел на меня с недоумением, но с места поднялся.

Несмотря на войну, в роддоме на Семеновской поддерживались чистота и порядок, палаты даже были полны. Я лежала в огромной палате, где стояло коек двадцать. Нам делали все необходимые процедуры, нянечки подавали судна, протирали полы. Физическая работа на огороде не только не пошла мне во вред, а даже, наоборот, облегчила роды. Я была рада, что исполнилось мое желание иметь дочку. Ли Мин тоже не требовал, чтобы непременно был сын.

Прямо из родильной палаты я написала ему письмо: