«Лизочка, эти три месяца были более или менее мирные в Маньчжурии, поэтому мы жили хотя и напряженно, но всетаки мирно и хорошо. Если бы ты в это время была здесь, ты была бы довольна. Но как раз тебя нет. Теперь ситуация снова изменяется: снова разгорается война, и нет надежды кончить ее в короткое время. А ты как раз в такое время приезжаешь. Неужели у нас такая судьба – быть вместе только в трудное время?! Для меня это, конечно, хорошо, потому что около меня будет такой близкий человек, как ты. И у меня будет больше сил для преодоления трудностей. А для тебя? У меня болит душа за тебя! Ты со мной пережила как раз самый трудный период в моей жизни, когда у меня не было никакой радости, можно сказать, даже не было настоящей жизни!
Вчера я уже собирался послать тебе телеграмму следующего содержания: “Ситуация здесь осложняется. Отложи отъезд до выяснения обстановки”. Текст телеграммы уже был передан, я был расстроен до невозможности. Пошел поговорить с товарищами. Они в один голос сказали, что надо забрать телеграмму обратно, твоя Лиза сможет вместе с тобой преодолеть все трудности. Я так и поступил, взял телеграмму обратно, а сейчас очень раскаиваюсь: зачем я так сделал!
Ведь ты живешь в Москве мирно и спокойно, а я вызываю тебя туда, где идет война, чтобы ты опять жила в страхе и трудностях. Зачем?! А с другой стороны, думаю: если не вызвать тебя сейчас, то когда? Война у нас прекратится нескоро, может быть, лет через пять – десять. Это значит, если мы не будем вместе во время войны, тогда мы не сможем жить вместе вообще. Это так тяжело, Лизочка!
(…) Теперь единственное желание – это то, чтобы ты приехала до эвакуации из Харбина. Иначе тебе будет трудно найти меня».
Гражданская война в Китае стала одним из главных доводов, который приводили мои родные и друзья, отговаривавшие меня от поездки:
– Ну куда ты едешь! Там же идет война. Мало ты намучилась здесь в военные годы? Как ты там будешь жить, да еще с ребенком?!
На это я неизменно отвечала:
– Ведь живут же там с детьми. Сколько детей в Китае! Вот и я буду жить.
И действительно, трудности меня не страшили – с ними мне постоянно приходилось сталкиваться и на родине, причем не только в военное время. Это, наверное, и закалило меня. Мое будущее в Китае представлялось мне даже в романтическом свете – если понадобится, надену солдатскую форму и постараюсь делать что-нибудь полезное для китайского народа.
В очередном письме Ли Мин сообщил, что теперь мы уже скоро увидимся, так как вопрос о моем приезде в Китай в принципе уже решен.
В конце августа меня по телефону разыскал референт отдела международных связей ЦК ВКП(б) Николаев. Все это время он изредка звонил мне, интересовался, есть ли у меня какие-нибудь известия от мужа. В одном из таких разговоров по телефону я упомянула о том, что Ли Мин на Северо-Востоке Китая работает под именем Ли Миньжань. Николаев очень обрадовался:
– Так это, оказывается, вот кто! А мы тут ломали голову, кто же это такой! Среди членов ЦК КПК такой фамилии не значится.