Читаем Из России в Китай. Путь длиною в сто лет полностью

Я никогда не думала, что понятия «чистоты» и «грязи» могут так сильно отличаться. Сама я старалась устроить все в доме на русский лад и поддерживать чистоту и порядок. И, хотя имелась домработница, я нередко самолично бралась за веник и тряпку, как привыкла с детства.

И вот как-то раз, когда я занималась уборкой дома, произошел курьезный эпизод.

В фартуке, с веником в одной руке, с совком в другой я подметала пол в передней, как вдруг раздался звонок. Торопливо открываю дверь, вижу: на пороге стоит какой-то русский господин, прилично одетый. Как его пропустила охрана? Он, видимо, сумел договориться с солдатами.

Я стою и жду, когда пришедший откроет рот. А он, в свою очередь, смотрит на меня испытующим взглядом: что, мол, за русская птица залетела в китайское генеральское гнездо? Примерно такое выражение было у него на лице.

– Извините, вам кого? – прервала я затянувшееся молчание.

– Могу ли я видеть Его Превосходительство генерала Ли Лисаня?

Подумать только – Его Превосходительство! Такое именование, которое я в жизни не думала услышать, повергло меня в полную растерянность.

– Его нет дома, – пролепетала я.

– А когда он будет?

– Не могу сказать. Не знаю.

– Ну тогда, может быть, доложите супруге Его Превосходительства?

– А это я его супруга.

Тут уж пришедший оторопел.

Последовала немая сцена. На лице у посетителя отразилась целая гамма чувств. Еще бы – генеральша в переднике и чуть ли не с метлой в руках! Такого в харбинской жизни, которая текла по нерушимым дореволюционным канонам, еще не бывало.

Выбитый из колеи, харбинец отвесил поклон и, попятившись, удалился, оставив меня не в меньшей степени озадаченной.

* * *

С уборкой все было в порядке, но вот с мытьем у меня вначале возникла проблема: в домике, где мы жили, был поломан водопровод, ванны не работали, и пришлось ездить в баню. Но это оказалась не русская баня, а японская – общий бассейн посредине большого зала, где по японским обычаям моются все вместе, без различия пола.

После изгнания японцев китайцы ввели раздельные сеансы для мужчин и женщин, но на женских сеансах оставались все те же банщики-мужики. С отрешенными лицами они спокойно двигались среди голых женских тел, что-то подавали, что-то уносили – мыло, чай, полотенца. Никакого движения чувств не отражалось в их взглядах – для них мы были не женщины, а бесполые клиентки. Тем не менее такое обслуживание меня очень стесняло, и муж договорился, чтобы мы ездили мыться в гостиницу для иностранных гостей.

В противоположность гигиене еда всегда составляла очень важную часть жизни китайцев, в отличие от русских. Гастрономические изыски, культ кулинарии не исчезали в самые трудные времена.

В тот харбинский период по разным поводам устраивались банкеты с обильным угощением. Меня поражали десятки блюд из самых невероятных продуктов, которые нескончаемой чередой подавались на стол. Но я, воспитанная на малом, не могла сразу ко всему привыкнуть. Особенно странным было то, что по традиции сладкие блюда подавались не на десерт, а в середине банкета – после какого-нибудь компота из семян лотоса или рисового пудинга с цукатами опять следовали жирная свинина, рыба под острым соусом или что-нибудь еще в таком роде. А я, поев сладкого, не могла уже больше есть, эта привычка у меня сохранилась до сих пор. И еще мне очень трудно было обходиться без хлеба. В заключение банкета подавалась чашечка риса, а мне так хотелось хотя бы кусочка хлебца! Но приходилось мириться. И с палочками я справилась не сразу. Сначала мне, в порядке исключения, давали вилку и ложку, и только много позднее, в Пекине, один раз получилось так, что в ресторане не нашлось европейских приборов, и мне пришлось ковыряться палочками. Вот тут я подумала: «Нет, пора осваивать это орудие производства! Все равно это легче, чем выучить китайский язык».

Я появлялась на банкетах в тех случаях, когда принимала китайская или советская сторона. В основном это были малые, для узкого круга приемы, например, у советского генконсула, у генерала Журавлева. Советские представители нередко любили приглашать к себе домой, и обязательно с супругами, – таким образом и мне довелось приобщиться к светской жизни. Случались иногда курьезные случаи на почве различия культур. На одном из приемов в консульстве, видимо, решили усилить национальный колорит. Организовали антураж в деревенском стиле, под старину. Поставили деревянный стол без скатерти, красивые деревянные лавки. На стол подали глиняные блюда с пучками зеленого лука, деревянные солонки, черный хлеб и ко всему прочему окрошку на квасе. А китайцы окрошку на дух не переносят. Все были обескуражены: зачем тут сырой лук? Что это за баланда, которой их угощают? Удовольствия они, в отличие от меня, конечно, не получили.

Хочу оговориться, что если приемы устраивались для гоминьдановцев и американцев, игравших роль посредников на переговорах (война шла, но переговоры для проформы вяло продолжались), то в этих случаях я никогда не появлялась. Здесь действовало строгое табу: советскую супругу запрещалось афишировать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное