Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Гораздо приятнее было ездить в партийный клуб на закрытые кинопросмотры. Нас с Ли Лисанем усаживали в первые ряды, как и всех прочих руководителей Северо-Восточного бюро (в Харбине Северо-Восточное бюро ЦК являлось высшим органом власти), которые тоже приезжали с семьями, а сотрудники пониже рангом размещались сзади. Показывали, как правило, советские фильмы на русском языке. Они нравились публике, особенно фильмы о Великой Отечественной войне. По многу раз прокручивали музыкальную комедию с Мариной Ладыниной «Сказание о земле Сибирской», вызывавшую общий восторг.

Пару раз я бывала и в местной русской оперетте, но муж туда меня не сопровождал. Правда, после московских театров все здешние выступления казались просто самодеятельностью.

Линь Бяо и Е Цюнь

Наискосок от нашего находился дом, где жила семья Линь Бяо.

Теперь это имя известно всему миру: человек, узаконенный Уставом КПК в качестве наследника Мао Цзэдуна и вскоре после этого, в сентябре 1971 года, бросившийся в бега и сгоревший вместе с женой Е Цюнь и сыном в самолете, который держал курс на Советский Союз, но по неизвестным причинам врезался в пески, едва перелетев китайско-монгольскую границу. Загадка смерти Линь Бяо до сих пор беспокоит умы.

На последнем этапе его политической карьеры специально для «наследника» построили дом-казарму в одном из самых живописных уголков курортного местечка Бэйдайхэ. Отсюда он с женой и сыном в невероятной спешке выехал на аэродром, где их ждал заранее подготовленный «Трезубец» – роковой спецсамолет, уготовивший ему и Е Цюнь столь печальный конец. Этот серый скучный домина, который потом открыли для обозрения, видимо, отвечал казенно-казарменным идеалам китайского Аракчеева и его супруги.

Когда я познакомилась с ним, это был молодой, но уже прославленный военачальник, блестяще выигравший у японцев сражение при Пинсингуане. В этом сражении Линь Бяо был ранен и долго лечился в Советском Союзе. Кстати, благодаря этому его труп и смогли опознать в КГБ – по рентгеновским фотоснимкам зубов, сохранившимся в советских медицинских архивах. Только челюсть осталась неизуродованной у этого человека. Череп его, по некоторым данным, до сих пор хранится в России.

С 1945 года Линь Бяо находился на Северо-Востоке Китая.

Как только Советская армия очистила эту территорию от японцев, боевые дивизии коммунистов совершили марш-бросок из своих опорных баз на северо-западной окраине страны и поспешили занять стратегические позиции вокруг Харбина и других городов, упредив гоминьдановцев, которые тоже начали перебрасывать войска. К тому времени, когда сюда подошли крупные силы Гоминьдана, коммунисты уже сформировали большую армию, которая из дипломатических соображений была названа Объединенной демократической армией Северо-Востока. Но все местные жители продолжали именовать ее «балуцзюнь» – 8-я армия, так как до того части, руководимые КПК, номинально входили в состав единых вооруженных сил Китая, 8-й армии. Русские же, следуя традициям народной этимологии, называли солдат этой армии «полудинами». Рассказывали, что «полудины», в отличие от японцев и советских, вошли в город бесшумно. Когда на следующее утро жители выглянули за окошко, то просто глазам не поверили: прямо на улице, на тротуаре, вповалку спали китайские солдаты.

Командующим «полудинов» был Линь Бяо. Ли Лисань впервые увидел его по приезде в Харбин, и первое же знакомство привело к неприятности. В марте 1946 года, в преддверии назревающей гражданской войны, Северо-Восточное бюро созвало совещание в местечке Мэйхэкоу, на котором обсуждались военно-политическая ситуация и стратегия действий коммунистов на Северо-Востоке. Мнения резко разделились. Пэн Чжэнь полагал, что у коммунистов достаточно сил, чтобы удержать крупные города и железнодорожные магистрали, при этом он рассчитывал на действенную поддержку Советского Союза и говорил, что в случае неудачи всегда можно отступить к советской границе. Ли Лисань в своем выступлении поддержал мнение Пэн Чжэня, подняв также вопрос о реорганизации штаба армии, чтобы ввести в него командиров местных вооруженных формирований. Эта инициатива была воспринята как камень в огород Линь Бяо. Но хуже всего оказалось то, что ввиду невозможности прийти к общему соглашению проблема была передана на рассмотрение в ЦК и Мао Цзэдун не замедлил высказаться. Его вердикт звучал так: «Освободить главные магистрали и занять фланговые позиции» – это было созвучно мнению Линь Бяо, считавшему, что армия может и должна оставить города и развернуть свои действия в деревне. Пэн Чжэню пришлось подчиниться. Осенью 1946 года его отозвали в Яньань, а пост секретаря Северо-Восточного бюро ЦК передали Линь Бяо. Когда я приехала в Харбин, Пэн Чжэнь как раз готовился к отъезду и ходил насупленный. На прощание он подарил Ли Лисаню большую вазу с драконами из перегородчатой эмали, буркнув при этом: «Мне в Яньани она все равно ни к чему!»