Читаем Из России в Китай. Путь длиною в сто лет полностью

Была у нее еще одна сестра, красавица Шура, вышедшая в Харбине замуж за инженера-англичанина и уехавшая с ним сначала в Южную Африку, а затем в США. Мария Ионовна переписывалась с ней, но началась Корейская война, оборвавшая все связи Китая с Западом, и Ли Лисань сказал мне:

– Предупреди няню, чтобы она больше не писала в Америку.

Няня про себя поворчала, но смирилась – она ценила работу в нашем доме. Мария Ионовна пришла к нам в дом накануне рождения моей младшей дочери Аллы по рекомендации советского консульства (брать кого попало я не рисковала). Думаю, что в консульстве не знали о ее офицере, умершем от ран и болезней в начале 40-х годов. В 1947 году она уже была в третий раз замужем, за русским извозчиком, который, видимо, прошел по статье «пролетарий». Извозчик, как и положено пролетарию, пил горькую, ругался и бил жену. Поэтому Мария Ионовна, согласившись перебраться со мной и обожаемой Лялечкой в Пекин, с облегчением с ним рассталась. С тех пор вся ее жизнь сосредоточилась в нашем доме вплоть до 1961 года, когда после инсульта и нескольких лет госпитализации в парализованном состоянии ее пришлось отправить в Харбин, в русский дом для престарелых, где она и скончалась. Все заботы о ней в Харбине взяла на себя моя верная подруга Аня, которая и устроила ей похороны по православному обряду.

Несмотря на резковатый и ворчливый характер Марии Ионовны, я была к ней привязана – она вносила в мой семейный быт тот русский дух, которого мне недоставало. Мама моя была уже старенькой, у нее не было сил хлопотать по дому, и всем этим занималась наша няня. Учила повара готовить русские блюда, сама варила варенье и квас, изготавливала домашние настойки на ягодах, даже на шелковице. Особенно перед Пасхой в доме поднималась кутерьма: няня ставила тесто для куличей, бегала смотреть, как оно подходит, а потом неслась обратно на кухню, где варила яйца и готовила творожную пасху. Мама, сидя в кресле, с которого она теперь редко поднималась, с удовлетворением наблюдала за няниной суетой, давала советы, раскрашивала яйца, взяв в помощницы Инночку. Эта предпраздничная суматоха, наверное, напоминала ей былое – пасхальные приготовления в Студенке. Да и у меня возникали радостные детские воспоминания.

В церковь мама в Пекине уже не ходила, няня же отстаивала в пасхальную ночь заутреню и возвращалась с освященными куличиками и яйцами. А в обычные дни после причащения приносила маме просфору. Именно няня стала инициатором крещения Аллы. Получив одобрение моей мамы, она сводила пятилетнюю Аллочку в церковь, где обряд совершил китаец-священник отец Василий. Обе сговорившиеся старушки поставили меня в известность уже post factum, а Ляле строго-настрого запретили рассказывать об этом папе.

Русская церковь располагалась на краю старого Посольского квартала, возле ворот Хадамэнь (ныне Чунвэньмэнь), в обычном доме на первом этаже. Когда-то в этом квартале действовала настоящая церковь, построенная в XVIII веке с дозволения китайского императора на выделенные им средства. Но в 20-е годы ХХ века она оказалась на территории советского посольства и, само собой, была закрыта и заколочена. Позднее, в конце 50-х годов, когда почти все местные русские разъехались и прихожан осталось совсем немного, службы стали проходить в маленькой фанзе, в хутуне возле улицы Ванфуцзин, а в начале 60-х годов и вовсе прекратились.

До середины 50-х годов в Пекине существовала еще Православная духовная миссия, ведущая свое начало со времен Петра Первого, но она размещалась на отшибе, у городской стены, рядом с воротами Дунчжимэнь. Помнится, Мария Ионовна ездила туда не больше одного раза в год, и каждый раз это было большое событие и долгие сборы. Вызывали рикшу (другой транспорт туда не ходил), и няня, принарядившись, погружалась в коляску и уезжала в паломничество на целый день.

Сама я побывала в миссии всего один раз, по печальному поводу. Летом 1952 года, когда скончалась мама, я решила похоронить ее на старом православном кладбище за воротами Андинмэнь. Нужно было получить разрешение от начальника миссии, и я отправилась к нему. Последний глава миссии отец Виктор (Святин) принял меня в своих покоях. Он был очень вежлив и внимателен – наверное, в первый и последний раз по такому поводу к нему обращалась супруга китайского министра. Маме отвели лучший участок, в двух шагах от паперти. Похоронили как положено, с отпеванием по православному обряду. Первым моим побуждением было заказать памятник с крестом, но Ли Лисань сказал, что все будут знать, что это могила тещи министра-коммуниста, и символику надо изменить. Я поставила памятник со звездой, как на могилах советских воинов. Отец Виктор согласился и на это.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное