Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Я представила себя и всех кругом, облаченных в единообразную синюю униформу и матерчатые тапочки, и прямо похолодела:

– А как же мы будем перемещаться по городу?

– Ну, будут выдавать талоны на автобус.

– А питаться как?

– Все будут питаться в общественных столовых, – последовал категорический ответ.

Такая перспектива меня напугала. Я уже наслышалась об общественных столовых в деревне. Крестьян загоняли туда чуть ли не палкой. Активисты ходили по домам, отбирали кухонную утварь у плачущих хозяек и даже дырявили котлы и кастрюли, чтобы не было возврата назад из обобществленной жизни. В столовых еда готовилась самая примитивная, но бесплатная – ешь хоть от пуза! И крестьяне, в жизни не наедавшиеся досыта, навалились на дармовую еду. За три месяца было съедено все: все запасы в общественных закромах и даже семенной фонд. На следующую весну оказалось, что сеять нечем. В деревне начался голод.

Неудачи с сельскими коммунами немного остудили пыл, и эксперимент с внедрением городских коммун сошел на нет. Но трудности, как оказалось, были еще впереди. Когда деревня не производит, городу нечего есть. Вдобавок на Китай обрушились стихийные бедствия, и недород еще более усугубил положение.

Начиная с 1959 года ужесточилась система нормирования. Были введены жесткие пайки: самая высокая норма для рабочих – шестнадцать килограмм муки и круп в месяц, самая низкая – для служащих и иждивенцев – двенадцать килограмм. Продовольственные карточки, талоны на все на свете… Овощей, кроме гнилой капусты, практически не было. О мясе, масле можно было только мечтать. Сотрудники правительственных учреждений группами выходили на улицы с бамбуковыми шестами, сбивали листья и сережки с деревьев, чтобы подмешивать в кашу вместо овощей. Многие болели гепатитом, но самым распространенным заболеванием стало опухание от голода. Повсюду худые измученные лица, застиранная обтрепанная одежда – заплата на заплате. Прежде миролюбивые и тихие, люди ожесточались. Участились ссоры и стычки в набитых битком автобусах, когда малейший пустяк становился поводом для истерического взрыва, давая выход накопившемуся напряжению.

Стыдно сказать, но наша семья не испытывала особых трудностей, так как принадлежала к привилегированной верхушке. Мы покупали продукты в закрытом распределителе около улицы Ванфуцзин, и хотя там тоже ввели ограничения на покупку мяса, сахара и других продуктов, на нашем рационе это сильно не сказалось. Кроме того, я, как иностранная гражданка, еще имела доступ в специальный продовольственный магазин на Дундане, где можно было достать колбасу, белый хлеб, кондитерские изделия. Там появлялись немногочисленные иностранцы, оставшиеся в Пекине, в том числе последние русские эмигранты. Чтобы зайти в этот магазин, не нужно было никаких документов – иностранная внешность сама по себе служила пропуском. Нередко я покупала там кое-что и для своих китайских друзей: хлеб, масло, сахар, печенье и тому подобное. Делать это приходилось скрытно, потому что такие действия считались незаконными и могли навлечь неприятности на тех, кому я помогала. Многие боялись просить, и я сама предлагала потихоньку. Мне было жалко людей и тяжело, что я была не в состоянии помочь всем, кто нуждался. Мужа я тоже не ставила в известность о своем «преступном поведении», чтобы не компрометировать его, хотя, думаю, он все видел и молчал.

Промтовары тоже продавались по талонам. В год на человека полагалось 27 чи (9 м) хлопчатобумажной ткани (о синтетике тогда и не слышали). Если учесть, что в этот расчет входила не только верхняя одежда, но и полотенца, рубашки, трикотажные изделия, постельное белье и даже носки и нитки, то такой нормы явно не хватало. Мне с моими девочками, привыкшими носить платья и юбки, спать под пододеяльниками, которые тогда в Китае были неведомы, конечно, невозможно было уложиться в эту норму. На один только пододеяльник требовалось шесть метров ткани! А ведь нужны еще простыни и наволочки! Пришлось исхитряться. В 1961 году, когда я поехала к родственникам в Москву, накупила там разной ткани. Девочкам нужно было пошить теплые пальто, и я приобрела больше десяти метров черной хлопчатобумажной диагонали. Но как перевезти через границу такое сокровище? По совету добрых людей сшила на живую нитку мешки, набила их какими-то вещами и так обманула зоркий глаз таможенников, хотя чувствовала себя при этом прескверно – ни дать ни взять спекулянтка-контрабандистка!

По правде говоря, в начале 60-х годов жизнь в Советском Союзе была намного лучше, чем в Китае, и мои родственницы – Маруся, работавшая уборщицей, Лена Скачкова, подрабатывающая на пишущей машинке, – помогали нам посылками. Присылали отрезы льна и ситца, сгущенку, какао и даже стиральное мыло.

Девочки облизывались при виде московских коробок с шоколадом, но я говорила:

– Не трогайте, это папе.

Шоколад был любимым лакомством мужа, и я ставила коробку к нему в спальню. Но хитрые девчонки начинали ластиться к отцу и, разумеется, добивались своей цели – конфеты попадали к ним в рот.