Советники работали много, участвовали в разного рода совещаниях, обсуждениях, разработках, касающихся системы работы профсоюзов, вопросов зарплаты, охраны труда – ведь этого ничего не было в старом Китае. С ними советовались, прислушивались к их мнению. Ли Лисань был ими доволен. Хотя следует сказать, что он никогда не следовал слепо их советам, а брал только то, что считал полезным. Многое из того, что он проводил в жизнь, не совпадало с ортодоксальной советской линией и встречало непонимание у советской стороны. В некоторых советских докладных записках его вкупе с Бо Ибо неодобрительно называли «рыночником». И вообще было непонятно, почему допустили к ответственной должности такого матерого «оппортуниста». Именно этот вопрос задала при встрече с Лю Шаоци советская журналистка Ольга Чечеткина. Лю Шаоци ответил, что товарищ Ли Лисань исправил свои ошибки и заслужил доверие.
Когда я в 1952 году приехала в Москву, сосед по квартире и друг детства Николай Васильевич Кулов, ставший крупным специалистом в области химической промышленности и только что вернувшийся из командировки в Румынию, задал мне вопрос:
– Скажи, Лиза, а наши у вас тоже вовсю командуют?
Я подумала и сказала:
– Да нет, пожалуй.
Конечно, попытки командовать были, но китайцы не давали полностью вести себя на поводу.
У нас в Институте русского языка тоже работали приглашенные специалисты. К ним относились с большим пиететом и вначале даже доверили некоторые административные должности. Например, один специалист заведовал нашей кафедрой и даже занимался кадровыми вопросами, распределением учебной нагрузки и расстановкой преподавателей. Я про себя была немного удивлена: как могло китайское учебное заведение препоручить такие функции иностранцу? Мне очень не нравилась его манера говорить, вести себя – отстраненно-пренебрежительная. Видно было, что этот человек четко делит людей на две категории: одно дело – командированные из Советского Союза, а другое – все остальные, в том числе какая-то приблудная русская женщина, не имеющая специального образования по русской филологии, и к тому же жена китайца.
Как-то раз этот заведующий кафедрой вызвал меня к себе в кабинет для беседы. Не успела я войти, как он, сверля меня глазами, строгим голосом спросил:
– Что это такое?
Я с удивлением воззрилась на какую-то книжку, которой он свирепо потрясал, продолжая допытываться:
– Откуда взялась эта Библия? Ее обнаружили в одной из парт в группе, которую вы ведете.
– А мне откуда знать? – парировала я. – Вероятно, какой-нибудь студент заинтересовался Священным Писанием.
И не преминула добавить:
– А я, между прочим, по партам не шарю. Признаю за студентами право интересоваться чем угодно.
Видимо, заведующий кафедрой собирался обвинить меня в том, что я поощряю распространение религиозных идей, противоречащих марксизму-ленинизму. Но не получилось. На этом разговор и закончился. Вскоре, году в 1952, этого человека освободили от административной должности.
К тому времени в Китае, по крайней мере в высшем эшелоне, начал проходить угар увлечения всем советским. Нет, лозунг «учиться у Советского Союза» остался в силе, но из ключевых ведомств советников удалили. Уехал по истечении срока и Колыбанов со своей группой, взамен никого не пригласили.
Однако советская колония в Пекине не уменьшилась, а даже разрослась. После смерти Сталина число промышленных объектов, возводившихся с помощью Советского Союза, увеличилось, и в Китай хлынул настоящий поток командированных. К середине 50-х годов число советских специалистов в Китае достигло десяти тысяч человек. Большинство составляли инженерно-технические работники, несколько особняком находились военные советники и консультанты. Они и жили отдельно, в закрытых гостиничных комплексах, не общаясь с остальными. Никита Хрущев, став первым лицом в СССР, разрешил всем направляющимся работать за границу на долгий срок брать с собой семьи, и в январе 1954 года в Пекине для детей специалистов открылась советская школа, в которую я тут же перевела Инну. Потом советские школы открылись также в Шанхае, Харбине, Шэньяне и других городах.
Специалисты жили в привилегированных условиях. Заселили все лучшие гостиницы города: «Пекин», «Международную» (бывшую «Люго фаньдянь»), «Мир» – а когда гостиниц стало не хватать, в западном пригороде построили специальный гостиничный комплекс «Дружба» с большим количеством корпусов. Тогда все бредили этим словом: гостиница «Дружба», магазин для иностранцев «Дружба», швейная фабрика «Дружба». Имелась в виду, конечно, китайско-советская дружба.
Специалистов называли «советскими старшими братьями». Отношение к ним было самое сердечное. И, надо сказать, они его оправдывали: работали самоотверженно, с душой – не за деньги, а за совесть. В большинстве своем они оставили о себе очень хорошую память.
В середине 50-х годов в Пекине часто можно было услышать русскую речь. В старом Посольском квартале на главной торговой улице Ванфуцзин постоянно мелькали русские лица.