Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

С другой стороны, внешние контакты специалистов тоже находились под контролем. Запрещалось самостоятельно общаться с китайцами и тем более ходить к ним в гости. Этот запрет распространялся и на меня, хотя я была советской гражданкой. На фоне подчеркнуто уважительного отношения к специалистам я особенно остро ощущала себя гражданкой «второго сорта». К нам, женам китайцев, в советском консульстве относились холодно и, по-моему, даже с пренебрежением. Ни на какие мероприятия не приглашали и вообще старались отмахнуться от наших проблем. И паспорта у нас были другой формы, не такой, как у командированных. Назывался этот документ даже не паспорт, а «вид на жительство за границей», и, в отличие от заграничного паспорта, не давал права свободного возвращения на родину. Для этого нужно было получать специальную визу на въезд, и оформление занимало несколько месяцев. Этого я никак не могла понять: почему я, такая же гражданка СССР, как приезжие специалисты, работающая не меньше и не хуже их, почему я не могу поехать в родную Москву когда захочу? C какой стати меня еще должны проверять и давать разрешение (а могут и не дать!)? Меня это до глубины души обижало.

Шумная ссора

В советско-китайском конфликте история рассудит, кто прав, кто виноват, и ответственность, может быть, поделит поровну между сторонами.

Период 50-х годов сейчас нередко называют «медовым месяцем» советско-китайской дружбы, но фактически безмятежных отношений никогда не было. Про Сталина и Мао Цзэдуна я уж не говорю – о том, что они явно не доверяли друг другу, написано много. С приходом Хрущева дело, казалось, повернулось к лучшему. Во время своего первого визита в Пекин Хрущев пел дифирамбы Мао Цзэдуну, называя его «великим сыном китайского народа». Усилилась экономическая помощь со стороны Советского Союза, были выведены войска из Даляня и Люйшунькоу (Порт-Артура), увеличилось число специалистов и вообще советских людей, приезжающих в Китай. Простые люди были этому искренне рады и верили, что «русский с китайцем – братья навек».

Невидимую для посторонних глаз трещину в «нерушимой дружбе» провел ХХ съезд КПСС, на котором Хрущев без предварительного согласования с братскими партиями обрушился на Сталина. Руководство КПК молча приглядывалось к тому, что происходит. Ли Лисань ездил куда-то читать документы съезда и разоблачительные материалы о Сталине. Для него, пережившего сталинские репрессии, ничего особенного в них не открылось, но теперь можно было спокойно говорить о том, что он сидел в советской тюрьме.

После восемнадцати лет ГУЛАГа вернулся на родину Чжан Бао. Когда пришел запрос из Орготдела ЦК, Ли Лисань дал ему хорошую характеристику, что способствовало положительному решению вопроса. Вскоре в Пекин перебралась и Надя Руденко, которую приняли на работу в русскую редакцию агентства «Синьхуа» в качестве специалиста. Их сын Валерий был уже студентом и остался в Москве, но приезжал в Китай на каникулы.

Ли Лисань поручился также за Кичжи (Цзи Чжи), которого когда-то (в 1925 году) рекомендовал в партию. В СССР Кичжи перешел в члены ВКП(б) и много лет проработал в органах НКВД, но теперь его потянуло на Родину. Здесь его устроили «по специальности» в Министерство общественной безопасности и даже, приняв во внимание длительный партийный стаж, присвоили ранг заместителя министра.

В те годы действовало соглашение между двумя партиями, что все китайцы и члены их семей, возвращающиеся на Родину, без всяких формальностей восстанавливаются в китайском гражданстве, а члены партии автоматически зачисляются в КПК с учетом прежнего стажа.

В 1956 году в китайских газетах заговорили о «культе личности». Положительно отзывались о борьбе с «культом личности» в Советском Союзе такие китайские руководители, как Лю Шаоци и Дэн Сяопин, но это продолжалось недолго. Мао Цзэдуну этот термин не понравился, а у Хрущева вызвал раздражение «большой скачок», народные коммуны и прочие китайские новшества. Градус дружбы невидимо, но неуклонно понижался.

Летом 1958 года на фоне «большого скачка» загремели залпы китайских орудий, обстреливающих прибрежные острова, занятые гоминьдановцами. «Освободим Тайвань!» – стало лозунгом дня. Хрущев с большой делегацией тайно прилетел в Пекин на переговоры с Мао. Поговаривали, что он хотел остановить обстрел Тайваньских островов, а с другой стороны – предложил создать совместную эскадру, разместить коротковолновую радиостанцию на территории Китая. Эти предложения вызвали огромное недоверие у Мао Цзэдуна и были приняты в штыки. Хрущев улетел ни с чем.

На празднование десятилетия со дня образования Китайской Народной Республики в 1959 году советская делегация во главе с Хрущевым приехала вскоре после его визита в США, который китайская сторона сочла «пресмыкательством перед американскими империалистами». Вторым человеком в делегации был Михаил Суслов, главный партийный идеолог, которого впоследствии окрестили «серым кардиналом», – он курировал в те времена всю идеологическую работу в стране.