Читаем Из России в Китай. Путь длиною в сто лет полностью

Вечером 1 октября на площади Тяньаньмэнь при большом скоплении народа состоялся грандиозный праздничный фейерверк – зрелище, прямо сказать, волшебное. Верхняя правительственная трибуна, украшенная огромными фонарями из красного шелка, как всегда была заполнена до отказа: на праздничный салют разрешалось брать членов семей. Вместе с Ли Лисанем находилась там и я. Внизу, на огромной площади, собралось море людей, пришедших полюбоваться фантастической россыпью огней.

За несколько минут до начала фейерверка появились Хрущев и Суслов в сопровождении свиты. Не поднимая головы, ни на кого не глядя, они торопливо прошли по живому коридору к центру трибуны, где стояло высшее руководство: Мао Цзэдун, Лю Шаоци, Чжу Дэ, Чжоу Эньлай, Чэнь Юнь и другие. Хрущев шел насупленный, а Суслов совсем сердитый – нахохленный, взъерошенный, прядь волос спускалась на глаза. «Что это с ними?» – задала я себе наивный вопрос. Про наличие трений между двумя партиями я слышала, но всей подоплеки еще не знала. Позже выяснилось, что при кулуарных встречах в этот раз произошла крупная ссора. На следующий день, 2 октября, советская делегация прервала визит и улетела домой, откровенно нарушив гостевой этикет. Стало очевидным, что произошло нечто из ряда вон выходящее: возникли крупные разногласия на самом верху.

Много было моментов, которые подтачивали дружбу, но роковым актом стал отзыв всех без исключения советских специалистов, работавших в Китае.

Летом 1960 года мы с мужем и Аллой отдыхали в горах Лушань, на юге Китая. (Инна в это время заканчивала десятый класс в Москве.) Жили в симпатичной двухэтажной вилле, прилепившейся к уступу скалы. Открытая веранда на втором этаже была надежно защищена от посторонних глаз густой листвой старых деревьев. Можно было спокойно принимать там воздушные ванны или лежать с книгой в шезлонге.

На даче, стоявшей наискосок от нашей, жила семья советского специалиста-геолога, работавшего в Нанкине. Алла, скучавшая в нашем взрослом обществе, с удовольствием бегала туда играть с их сыном, который учился с ней в одной школе. При случае я познакомилась с мамой мальчика. Она отнеслась ко мне со сдержанной учтивостью, но настороженно. Для меня это было не внове – такое отношение я встречала со стороны всех специалистов и их жен. В 50-е годы, о которых сейчас вспоминают как о «золотом веке» китайско-советских отношений, советским людям, по-моему, трудно было быть по-настоящему искренними. Советским специалистам многое тогда не разрешалось и даже напрямую запрещалось – скажем, запросто ходить в китайские семьи. Те немногие советские женщины – жены специалистов, работавшие преподавателями в нашем институте, с которыми у меня по работе сложились дружеские отношения, в ответ на мое приглашение шептали на ушко: «С удовольствием пришли бы к вам в гости, но это не положено».

Поэтому свою случайную лушаньскую знакомую я даже и не пробовала приглашать к себе. А мне так недоставало общества соотечественниц!

Моя новая знакомая, правда, проявила нестандартность мышления, великодушно пытаясь оправдать мое постоянное пребывание в Китае: «Ну, что ж, родиной, в конце концов, может стать и та страна, где живется хорошо».

Это была уже какая-то свежая нотка, дотоле мною не слышанная. Ведь постоянное проживание гражданина за пределами Советской страны расценивалось в те времена чуть ли не как измена Родине! Даже у меня самой подспудно возникало такое чувство – ведь это нам прививалось на протяжении долгих лет. Оправдание себе я находила только в том, что живу в стране, которая тоже строит социализм, а муж мой – убежденный коммунист.

В тот злосчастный день мы с Аллой договорились вместе с новыми знакомыми поехать купаться в бассейн. Но этому благому намерению не суждено было осуществиться. Когда мы с дочерью подошли к домику, где жили наши знакомые, они выглянули на минутку к нам, взбудораженные и расстроенные:

– Извините, бассейн отменяется.

Оказывается, в этот день семья получила приказ срочно возвращаться в Нанкин и готовиться к отъезду на родину.

– Это только вас отзывают? – удивленно спросила я.

– Да нет. Все советские специалисты должны в кратчайший срок покинуть пределы Китая.

Я замерла ошеломленная. Это был гром среди ясного неба. «Повторяется Югославия?» – мелькнула тревожная мысль.

В свое время при разрыве отношений с Югославией Советский Союз в приказном порядке отозвал всех своих граждан. Но произнести эту страшную фразу вслух я не решилась. Мои советские знакомые тоже находились в полной растерянности, не зная, что и думать.

И действительно, в течение очень короткого времени – двух недель или месяца – всех специалистов (а их было тысяч десять) с семьями поспешно вывезли из Китая. Пассажирских поездов не хватало, и на советской территории людей со всем нажитым в Китае скарбом грузили на открытые платформы. Так они и ехали, обдуваемые ветром своей Родины, оставляя в Китае невыполненные контракты, недостроенные заводы, незавершенные проекты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное