Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Как раз в это время мне привиделся сон, который запомнился с необыкновенной отчетливостью. Мне снилось, что я стою на вершине горы. Кругом все окутано густым туманом. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, туман начинает редеть, и из-за гор показывается солнце, которое ярким светом заливает лежащую внизу долину. На сердце у меня становится так хорошо, так радостно – и я просыпаюсь.

Почему-то потянуло поделиться с мужем, рассказать про этот сон, но я еще колебалась: а вдруг он поднимет меня на смех? Ничего подобного! Когда я описала ему все детали, он по-доброму улыбнулся и сказал:

– Хороший сон! И в руку. Над нами и впрямь собирались тучи. А теперь вот рассеялись.

Тут только я узнала, что произошло. Узнала, что после получения письма Чэнь Чанхао в ЦК была создана негласная комиссия, которая занималась разбором моего дела. Но вообще-то мой вопрос был поставлен ребром гораздо раньше. И первым, кто взялся за него, был Кан Шэн.

В августе 1959 года в курортном местечке Лушань, на юге Китая, состоялся достопамятный пленум ЦК, на котором жертвой сокрушительной критики стал маршал Пэн Дэхуай, осмелившийся высказаться против политики «большого скачка» и народных коммун. Его письмо с изложением собственных взглядов и опасений в отношении ситуации в деревне вызвало раздражение и гнев Мао. По сигналу Председателя началась травля Пэн Дэхуая. Не преминул выступить и соперник боевого маршала Линь Бяо, намекнувший на «особые отношения» Пэн Дэхуая с Хрущевым. Отсюда и покатилась волна подозрений в «тайных сношениях с заграницей». Для Кан Шэна, мастера внутрипартийных интриг, обстановка всеобщей подозрительности и огульного ошельмования была в сладость – в ней он чувствовал себя как рыба в воде. Как мне сообщила уже после «культурной революции» старая знакомая, жена Люй Чжэнцао, Кан Шэн тут же стал распространять разговоры о том, что в партии помимо Пэн Дэхуая есть и другие люди, связанные с заграницей. Например, у Ли Лисаня жена – советская гражданка. Письмо такого содержания он не замедлил направить Мао Цзэдуну, но тот ограничился вопросом: «А доказательства есть?»

Сразу после Лушаньского пленума Кан Шэн вызвал Ли Лисаня к себе. Сохранилось письмо Ли Лисаня Кан Шэну, написанное после той беседы. В нем он отвечал на предложение Кан Шэна о том, чтобы я поменяла гражданство:

«Прежде всего я задумался над тем, а нужно ли это политически? (…) Ведь если бы она (Ли Ша) была политически ненадежной, то и переход в китайское гражданство ничего бы не изменил. Но я полностью ручаюсь, что в политическом плане за ней ничего плохого не числится.

С другой стороны, она очень привязана к своему народу. Она русская, выросла в Москве, все национальные обычаи стали ее второй натурой. Поэтому она нередко тоскует по Родине, не оставляет желания съездить туда. У нее в СССР живут родственники (простые люди, среди них нет ни одного руководящего работника), сейчас она переписывается только с невесткой и единокровными сестрами. Скучает по ним и очень радуется, получая их письма. Поэтому я полагаю, что, если предложить ей расстаться со своей страной и перейти в китайское гражданство, она ни за что не согласится. Если я начну ее принуждать, то вспыхнет громадная ссора, которая даже может привести к разводу. Если бы это нужно было политически, то я пошел бы на это, невзирая ни на что, но я считаю, что такой политической необходимости нет».

Первая атака была отбита. Вслед за тем Ли Лисань направил письмо схожего содержания своему другу Чэнь И, подчеркнув: