Читаем Из России в Китай. Путь длиною в сто лет полностью

«В бытовом плане я часто иду на уступки Лизе, но в политическом плане она полностью следует за мной. Когда меня посадили в Советском Союзе, в той крайне тяжелой обстановке она не покинула меня именно потому, что доверяла мне. И я верю, что она никогда не делала и не будет делать ничего плохого для нашей партии за моей спиной».

Весной 1961 года Ли Лисань написал Дэн Сяопину на ту же тему и послал секретаря с письмом прямо в Чжуннаньхай.

Таким образом, перед лицом политических испытаний муж не только не открестился от меня, но и прочно связал нас вместе.

Клевета, распространяемая Чэнь Чанхао, подлила масла в огонь. И хотя, как сообщил мне муж, комиссия ЦК не нашла доказательств моей «ревизионистской деятельности», проблема снята не была. Ли Лисаня несколько раз вызывали в ЦК, с ним беседовали Ли Фучунь, Кан Шэн и сам Чжоу Эньлай. Премьер Чжоу, который давно уже не встречался с Ли Лисанем накоротке, вызвал его к себе и поставил перед ним вопрос о разводе, на что Ли Лисань решительно ответил: «Лиза не может заниматься шпионажем. Головой за нее ручаюсь. Не верите мне – тогда исключайте меня из партии».

В ответном письме Чжоу Эньлаю Ли Лисань вступился и за народ моей страны, подчеркнув:

«Советский народ в своем большинстве – хороший народ… Нельзя считать, что любой советский человек – подлец».

Учтите, в какой обстановке были написаны эти слова!

Вот таким был всегда Ли Лисань – человеком принципа. Он не мог забыть мою преданность и доверие к нему в тяжелые 30-е годы и отплатил мне добром за добро.

По поводу нашего развода в ЦК пошли на уступки, но настаивали на моем переходе в китайское гражданство. Насколько помню, по поручению ЦК об этом с Ли Лисанем разговаривал Ли Фучунь.

Когда муж сказал мне, что поменять гражданство просто необходимо, в душе у меня всколыхнулась буря противоречивых чувств. Советский Союз – моя Родина, которая вспоила и вскормила меня. С русской культурой, с национальными привычками и обычаями меня связывают крепчайшие узы. Как все это порвать? Но внутренний голос спрашивал: а разве от тебя кто-нибудь требует этого? Конечно же нет!

Муж много раз повторял мне:

– Ты сможешь по-прежнему жить как жила. Никто не будет придираться к твоему образу жизни. Наоборот, люди будут тебя еще больше уважать за то, что ты осталась в Китае.

– Но ты понимаешь, что я не смогу ездить в Москву! Может быть, никогда больше не увижу родных и друзей. И даже хуже – меня будут считать предательницей, изменницей Родины!

– Я не думаю, чтобы Маруся, Толя и те, кто тебя хорошо знает, стали считать тебя предательницей. И потом: политическая ситуация меняется. Я верю, что теперешний конфликт – дело временное, советско-китайские отношения в конце концов наладятся, и ты опять сможешь ездить на родину. Твои соотечественники тебя поймут.

Такие разговоры у нас повторялись по многу раз. Я не очень разделяла оптимистические прогнозы мужа. Напомню, что все это происходило в 1962 году и до нормализации отношений между двумя странами оставалась еще четверть века. Однако я отдавала себе ясный отчет в том, что для Ли Лисаня иметь жену с советским паспортом в такой обостренной ситуации было равносильно политическому самоубийству. Мне хотелось снять с него груз проблем. К тому же я верила, что в Советском Союзе у власти стоят ревизионисты, хотя что такое по своей сущности ревизионизм, представляла смутно.

Попросила мужа дать мне время на размышление. Мы пришли к компромиссному решению: после окончания срока действия паспорта я его продлевать не пойду, а с окончательным переходом в китайское гражданство еще подумаю.

Думала довольно долго. Муж терпеливо ждал, не торопил. Наконец летом, в июле 1964 года, во время прогулки в парке Ихэюань он очень деликатно, ненавязчиво спросил:

– Ну как, надумала?

Тут уж я не раздумывая сказала:

– Да. Я согласна.

Ли Лисань был несказанно рад. Тут же отдал распоряжения секретарю. Я написала официальное заявление в МОБ.

Ответ последовал не сразу. Ли Лисань нервничал, обратился к Чэнь И и министру общественной безопасности Ло Жуйцину, чтобы поторопить события. И вот в сентябре 1964 года я получила документ в виде грамоты, где под огромным гербом КНР было написано: «Разрешение на вступление в гражданство Китайской Народной Республики» (№ 01769), а внизу, над гербовой печатью, стояла подпись – Чжоу Эньлай.

Самое интересное, что мой советский паспорт, который я порывалась сдать, мне вернули за «ненужностью», и он хранился дома, в сейфе у Ли Лисаня. Когда я спросила мужа, нужно ли мне оформить выход из гражданства через советские органы, он решительно возразил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное