Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Прочитав справку, написанную Мордвиновым, старшим референтом отдела кадров Коминтерна, считаю необходимым писать вам данное заявление, т. к. в этой справке Мордвинов наряду с правильным сообщением о моей политической ошибке в работе киткомпартии в 1930 г. и некоторыми другими материалами написал целый ряд неточных, неверных, искаженных, даже выдуманных фактов, которые не только касаются меня, но и киткомпартии. Я думаю, даже уверен, что эту справку не прочитали руководители Коминтерна. Я в порядке своей защиты, особенно в интересах КПК, должен на основании историчеси верных фактов, подтверждающихся документами Коминтерна и КПК, опровергнуть эти ложные информации.

Не буду нагружать читателя многочисленными деталями и фактами из истории КПК 20-х годов, на которые ссылался Ли Мин. Скажу только, что в своем заявлении он сосредоточился прежде всего на таких темах, как Наньчанское и Кантонское восстания 1927 года, VI съезд КПК 1928 года, политическая линия КПК после VI съезда, профсоюзная деятельность в 20-е годы. Пункт за пунктом он опровергал Мордвинова, который, например, увязывал работу и решения VI съезда КПК с деятельностью Павла Мифа и Николая Бухарина, осужденных к тому времени как «троцкистские агенты». Ли Лисань считал, что это утверждение «политически абсолютно неправильно и вредно» и если оно будет принято, то останется лазейка для ошельмования руководства КПК и ее линии после VI съезда.

Повторяя клеветнические измышления, муссируемые на предыдущем этапе следствия, Мордвинов писал, что одним из наиболее тяжелых последствий «лилисановщины» является «истребление кадров партии в гоминьдановских районах и превращение шанхайского ЦК КПК в придаток иностранных разведок». На что Ли Лисань отвечал:

«Это абсолютно голословное обвинение и клевета. Я категорически протестую».

«Всякие страшные обвинения действительно страшны только тогда, когда они подкрепляются фактами, уликами. Если же страшные обвинения без доказательства, без улики, тогда они становятся пустыми фразами и совсем не страшными. Может быть, оно еще и страшно, но только не для обвиняемого, а для самого обвинителя, т. к. этим самым доказывается обвинитель как клеветник».

Шли дни, а Ли Мин в камере все писал и писал. (Надо учесть, что он писал на русском, т. е. иностранном языке, а это всегда непросто, особенно же, когда надо взвешивать каждое слово!) У следователей истощалось терпение. Но вот, наконец, 26 октября 1939 года последняя точка поставлена.

Ах, нет! Надо добавить постскриптум:

Я уверен в том, что справку, написанную Мордвиновым, не прочитали руководители Коминтерна, поэтому прошу послать 4 экземпляра моего данного заявления Коминтерну: Димитрову, Мануильскому, зав. отдела кадров и представителю киткомпартии. Однако поскольку мое дело еще находится в следствии, если Вы считаете пока нецелесообразно рассылать мое заявление, то, пожалуй, пока не надо, но по окончании следствия прошу рассылать мое заявление им обязательно.

Очевидно, что Ли Мин уже точно знал, что следствие подходит к концу.

И вот оно – в самом конце папки со следственными материалами.

Постановление о прекращении следственного дела от 4 ноября 1939 года с резолюцией:

Утверждаю. Начальник Управления НКВД МО старший майор госбезопасности Кубаткин.

В постановлении указывается: