Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Итак, первый камень преткновения – прописка – был сдвинут. Надо теперь было устранить и другой, но он оказался потяжелее. Ведь надо было на что-то жить и соответственно найти работу. А кто возьмет к себе зека, только что вышедшего из тюрьмы? Ли Мин просто избегался, стучась в разные двери, но всюду получал отказ. Яснее всего выразился тогдашний директор Института мирового хозяйства и мировой политики Евгений Варга, который бросил ему в лицо:

– Оппортунистов нам здесь не нужно!

На первых порах мы с мужем существовали за счет моей студенческой стипендии и скромного пособия – двадцать рублей, которые Ли Мину выдавал МОПР. Но муж не отказывался от продолжения попыток, и, наконец, одна из них увенчалась успехом: сработало письмо секретарю ИККИ Мануильскому, который отдал распоряжение, и в июне 1940 года Ли Мина снова взяли на работу в издательство «Иностранный рабочий» (теперь оно называлось «Издательством литературы на иностранных языках»). Конечно, уже не руководителем редакции, а простым переводчиком.

Снова он приходил на работу в прежнее здание на Зубовском бульваре, но знакомых лиц в китайской секции, да и вообще в издательстве почти не осталось. Менис, Лин Дашен, Чжан Бао, Юй Синчао, Цю Цзиньшань… Где они теперь? Взамен появились другие: Чэнь Чанхао, Шибанов (Сюй Цзефань), Гуйский (Чжан Сичоу).

Конечно, зековское прошлое, нерешенный партийный вопрос – все это бросало тень на Ли Мина. За ним пристально следили. Вот документ из его личного дела:

Отзыв секретаря партбюро Издательства литературы на иностранных языках от 10.10.1940.

Политически неустойчив. Самостоятельно редактировать не может, его переводы требуют тщательного политического контроля. Работает вновь в Издательстве с 20.06.1940 г. – переводчиком. В общественной жизни пока не участвует.

Как же он мог участвовать, если даже на массовые демонстрации 7 Ноября и 1 Мая, когда вся Москва выходила на улицы, его не допускали как «политически неблагонадежного»!

Люди от него отворачивались, даже шарахались в сторону. Дочь старого партийца Линь Боцюя, наша хорошая знакомая Линь Ли позже рассказывала, что ее и других китайцев предупреждали, чтобы они не общались с Ли Лисанем. Поэтому, завидев его на улице, она спешно переходила на другую сторону. Таким образом, человек без гражданства, лишенный членства в партии, Ли Мин стал политическим изгоем.

К счастью, руководительница китайской редакции, русская китаистка Цветкова оказалась порядочной, доброжелательной женщиной. У Ли Мина с ней сложились нормальные товарищеские отношения. В личном деле мужа в коминтерновском архиве есть такая интересная бумажка – действительно бумажка, узкая полоска с карандашными записями, сделанными чьей-то торопливой рукой. Конспект беседы с Цветковой о Ли Мине от 11 ноября 1943 года – такой отзыв дорогого стоил в те времена:

Работает хорошо. Много работает. Ошибок не было, в переводах нет. Помогает товарищам. Общ. жизнь – профорг.

Очень умный, культурный, живой, имеет более широкий кругозор. На собраниях выступает. Во время эвакуации проявил себя хорошо.

Да, несмотря ни на что, Ли Мин работал так, как он это умел – с полной отдачей, не щадя сил. В издательстве больше всего приходилось иметь дело с переводами политической литературы, классиков марксизма, но иногда давали переводить и художественную литературу, например, «Испытание» Аркадия Первенцева, «Русских людей» Константина Симонова.

* * *

Самым важным для Ли Мина в предвоенный период оставался вопрос с его партийностью. Встреча с Чжоу Эньлаем так и не состоялась – видимо, Чжоу понял, что этого делать не надо. За ним самим велась слежка. Об этом ясно говорит докладная записка, составленная Чжан Суйшанем (Сяо Чжаном) под названием «Заметки о беседах с тов. тов. Чжоу День[74] и Чжоу Эньлай» в декабре 1939 года.

В этих «Заметках» Сяо Чжан сообщает со слов Чжоу Деня о различных высказываниях Чжоу Эньлая, расходящихся с установками ВКП(б) и Коминтерна или несущих в себе зерно критицизма. Например (сохраняю орфографию подлинника):