Из тупика

– Да, – сказал Небольсин, срывая трубку, всю в пыли. В ответ – звонкий голос барышни:

– Из Петрограда – курьерский, «14-бис». Прошел станцию Лопарская, на подходе Тайбола… Приготовьте пути. Мурманск, Мурманск! Почему молчите? Кто принял?

«Кто принял?» – подумал Небольсин и ответил:

– Как всегда – начальник дистанции… Соедините с Колой.

– Закрутилось, – гыгыкнул дядя Вася, дымя.

– Кола, Кола, – звал Небольсин. – Кола, из Петрограда – курьерский, «14-бис», первый курьерский на Мурманск… Освободите свои пути, пропустите на Мурманск!

Он повесил трубку и улыбнулся:

– А чего же тут удивляться, дядя Вася? Дорога всегда есть дорога. И на то она создана, чтобы люди по ней спешили..

* * *

Люди спешили, задумываясь над счастьем.

Надо было готовить пути – под бегущее мимо окон счастье.

В добрый час!

Глава десятая

В снежном завале за Печенгой бойцы отыскали пограничный столб. Сбили с него орла, размахнувшего крылья над полярной теменью, и развернули красную звезду на запад. Так был возвращен народу громадный Северный край – на грани ночи, над обрывом в океан.

640 000 квадратных верст с населением тоже в 640 000 человек. Восхитительно точно на каждую душу по целой версте. До чего же широко и просторно живется человеку в этом краю!

Шумит над крышею звонкий лес под Шенкурском, стреляет по елкам красная белка, проходит медведь, вытряхивая из-под снега белую куропатку; а в реке плещется красноперая рыба.

Тогда мы еще не ведали, как подспудно богат русский север. Затаенно лежали, издревле храня свои тайны, нетронутые дикие земли Тогда – в эти первые годы – мы черпали богатства только поверху, что бросалось в глаза – то и орали. Рыбу – сетями и мережами, белку – пулею в глаз, молевое бревно крутилось в порогах, и его хватали баграми дюжие дядьки на весенних запанях.

Северная красавица стыдлива: прошло немало лет, прежде чем нам до конца открылось ее лицо.

Это прекрасное лицо – лицо моей первой любви.

Я ничего не знаю прекраснее русского севера!

Глава одиннадцатая

Год 1920-й – год больших надежд и пламенных мечтаний.

Год холодный, голодный – замечательный год.

Люди оглядели друг друга и задумались о любви.

«Теперь – можно!»

* * *

– Что вы отворачиваетесь? – сказал Женька Вальронд. – Я вам говорю о деле… Теперь можно подумать о технике, пришло время. Флот разорен, и его надо создавать заново…

Молодой комдив ходил по тесной каюте сторожевика, а перед ним навытяжку стоял дивизионный механик.

– Вам, наверное, кажется, – продолжал Вальронд, – что если война закончилась, то подшипник гребного вала пускай купается в манной каше, а не в тавоте… Кстати, вы дутье Гоудена опробовали?

– Забыл, – слабенько оправдался механик.

– Вот видите… А из машины у вас тянет виндзейль, стационары же холостят. Так дальше нельзя! – произнес Вальронд. – Флот у нас пока маленький, и каждый вымпел этого флота, особенно здесь – на севере, должен быть начеку… И наконец, последнее, – заметил Вальронд строго. – Все мы, моряки, никогда не были в дураках по части выпивки и закуски… Вы разве сомневаетесь?

– Да нет, не сомневаюсь, – охотно согласился механик.

– Но надо знать меру и время. Вот скажите по чести, стармех, вы меня когда-либо видели выпившим?

– Нет, товарищ комдив, никогда не видел.

– А я ведь тоже… не дурак, далеко не дурак! Ладно, – отпустил Женька механика на покаяние. – На первый раз я делаю вам выговор. А потом поставлю вопрос о списании вас с флота. Это как раз тот случай, когда бравые специалисты валяются на улице без работы, и мы подберем на дивизион механика более расторопного… Осознайте весь ужас своего равнодушия – и можете идти!

Продраив механика с песком и мылом, комдив стал бриться – с песком и с мылом. Буквально так, ибо в куске мыла, который он разводил на блюдечке самодельной паклевой кисточкой, попадался мелкий речной песок… Под чьими-то пальцами напористо дребезжала дверь каюты: дру-дру-дру.

– Войдите! – разрешил Вальронд, и в каюту к нему вошел мрачного вида мужчина в штатском пальто; пучки седых волос торчали из ноздрей.

– Я техник с завода… Ваш дивизион вызывал меня. Сверка артиллерийских прицелов на панораме… Так?

– Так точно, – ответил Вальронд. – Садитесь, товарищ.

Заводской техник долго приглядывался к Вальронду:

– А вы меня, комдив, никак не хотите узнать?

– Нет. Помилуй бог – не узнаю.

– Да, – призадумался техник.

– Тогда ведь было темно… в августе восемнадцатого! Да и вы с Павлухиным сидели под капотом. Было нам не до милых, разговоров… Однако «ямайку» вы расхряпали и даже спасибо мне не сказали… Помните?

– Так это вы?! – воскликнул Вальронд.

– Я. Катеришко-то у меня свой. Когда и семгу поймаешь. Когда и так: семью посадишь в воскресенье – и в море! За ягодами также, за грибами… Катер иметь – дело хорошее, особенно здесь.

Вальронд наспех вытер лицо мокрым полотенцем.

– Послушайте, – сказал, – у меня к вам один вопрос. Весьма конспиративного свойства. Здесь, в Архангельске, при интервентах была такая княгиня Вадбольская, она-то и устроила нам спасение с помощью вас и вашего катера…

Техник удивленно пожал плечами: