Из Вайтрана с любовью (СИ)

— Моё специальное заклинание — позволяет на некоторое время сохранить тело и спрятать запах. Ладно, пойдём наверх, поужинаешь и переночуешь у меня. Каст всё равно в таверну ушёл, и вряд ли вернётся.

Мы поднялись на первый этаж. Я не стал спрашивать, отчего старик так раздобрился и не погнал меня ночевать в таверне и даже решил угостить ужином. Захотел сделать доброе дело — пусть, не буду ему препятствовать.

Прохладная вода, которой жрец велел мне умыться и помыть руки, окончательно привела меня в чувство, я радовался, что дышу свежим воздухом, что рядом нет этого ужасно воняющего, гниющего трупа. Насколько же наши тела несовершенны, отравлены этим бренным миром — после нашей смерти мы воняем точно так же, как и гниющее мясо, противно вздуваемся и зеленеем, а затем лопаемся, заливая всё вокруг противной розовой жижей. Если бы я не послушался голоса разума, а предпочёл бы фанатично исполнить глупый приказ Анкано, то наверняка бы уже покрывался этой противной трупной зеленью, начинал вздуваться и вонять, как протухший кусок мяса.

По телу прошла судорога.

— Эстормо?

— Со мной всё хорошо, — надеюсь, моя уверенность не звучала фальшиво.

Ужинать пришлось простой овощной похлёбкой с хлебом и кружкой мёда; впрочем, мясо я и сам даже видеть не хотел.

— Первый раз такое увидел? — спросил Рунил.

Небрежно фыркнул. Я не нуждался в поддержке, мне не нужно никому выговариваться, тем более — предателю.

— Понятно. Ничего, первый раз часто плохо бывает, а потом привыкаешь. Мне поначалу тоже было… тяжело, хотя на войне я и не такое повидал.

Война. Я ожидал, что старик заговорит о ней или хотя бы упомянет её. Сам я в те годы был ещё слишком молод, толком не окончил обучение — а личный состав армии Доминиона не испытывал острой нужды в кадрах, и потому нам всем давали спокойно закончить образование. Я спокойно слушал сводки с фронтов — и, как все, относился к победам, как к чему-то само собой разумеющемуся, а к поражениям — как к обидным просчётам и недоразумениям. Сейчас, спустя эти десятилетия, мне начинает казаться, что её события померкли в памяти наших солдат и офицеров — в их рассказах не было ни горечи от гибели многих соратников при том же Красном Кольце, ни удовлетворения от заключения Конкордата Белого Золота, да и к ожиданию новой войны они относились со странным равнодушием. Люди же помнили всё — несмотря на то, что многие из её участников уже успели состариться и обзавестись внуками, а то и вовсе умереть; казалось бы, они должны ещё легче перенести все эти утраты и поражения, а победам, не имевшим глобальных успехов, совсем не радоваться — но нет, ненависть к нам и желание отомстить будто бы передавалось по наследству, как цвет глаз или черты лица, люди (особенно норды) ждали этой новой войны с каким-то нетерпением, но в тоже время — и со страхом. Так стоит ли послушать, что мне на этот счёт расскажет предатель Рунил? Пожалуй, да — из любопытства.

— Почему ты сбежал, Рунил? — одарил старика ледяным взглядом, каким обычно смотрят на допрашиваемых.

Жрец грустно усмехнулся, словно считал меня глупцом, ничего не знающим о жизни.

— Ты ведь не сражался на Войне, не так ли? Ты вообще убивал кого-либо — или просто смотрел убитым в глаза? Ты видел, как живое разумное существо заживо сгорает от твоих заклинаний, видел, во что превращается любое разумное существо в пылу сражения? Ты можешь мне сказать, что я шёл на войну, что Школу Разрушения не для того, чтобы костры разжигать или дичь жарить, изучают, а оружие в руки берут не для забавы. Да, ты будешь прав — и я сжигал людей и меров заживо своими заклинаниями, а своей булавой разбивал им черепа. Но, знаешь, одно дело — убивать на поле боя, а другое — разорять мирные города, насиловать женщин и убивать детей. Поверь: даже самый чистокровный альтмер на войне превращается в натуральное животное.

Рассказ старика не произвёл на меня никакого впечатления — а уж тем более не дал ответа на мой вопрос.

— Ты мог бы служить нашим богам, — парировал я. — Или продать имперцам все наши секреты и не доживать свои дни… жалким могильщиком в этом жалком городке.

— Я не собирался ничего и никому продавать, я просто хотел успокоения. Алинорские храмы не дали бы мне его — а здесь, в Фолкрите, мне кажется, что я полезен, и это приносит мне облегчение.

Я по-прежнему не понимал, как работа на кладбище, подготовка мёртвых к погребению и их отпевание может приносить пользу и облегчение?

— Почему Аркей? Почему не Мара, не Стендарр или Ауриэль?

— Аркей повелевает циклом жизни и смерти. Отправляя к нему умерших, я способствую чьему-то появлению на этот свет.

Внятного объяснения мне, по всей видимости, не добиться — что же, пусть на этом разговор будет исчерпан.

— Ты слишком молод, чтобы понять меня. Молод и увлечён идеями, которые привели тебя в Талмор. Но однажды — поверь мне — ты устанешь. Устанешь от несоответствия той картинки, что вложили тебе в голову на Алиноре с тем, что видишь сам. Устанешь от ненависти, которая будет литься на тебя. Устанешь от криков умирающих и их предстмертных взглядов. Устанешь от смертей.