Из зеркала

— Да, я слышала эту версию от Яны. На самом деле всё было немного иначе. Старший брат Киры Дубовской был инженером. Однажды он привёл в дом на обед своего коллегу, который влюбился в Киру. Спустя несколько месяцев этот молодой человек сделал ей предложение. Она, конечно же, ему отказала. Кира не собиралась замуж: она была целиком погружена в творческую жизнь и хотела оставить своё имя в литературе. Коллегу брата её отказ не остановил: через некоторое время он снова сделал ей предложение и… снова получил отказ. Ну, а в третий раз, явившись в дом Дубовских в день рождения Киры, хотя он не был на него приглашён, но его пришлось позвать за праздничный стол, этот товарищ незаметно для всех добавил яд не только в свой бокал, но и в бокал Киры. Они умерли одновременно на глазах потрясённой семьи и гостей.

— Так не доставайся же ты никому! — громко воскликнула Таня, внимательно слушавшая блондинку.

«Значит, Кира Дубовская не была самоубийцей, поэтому её и похоронили в церковной ограде», — подумала Эля.

— Надо же, как трансформировалась история за сто с лишним лет, — покачала она головой.

— Устное народное творчество, — улыбнулась блондинка.

Эля вспомнила Дину Семёновну Колышкину и свое летнее расследование.

— Вам, должно быть, приходится нелегко в своих поисках.

— Да, Россия — это не Англия, — согласилась с Элей её собеседница. — У нас к архивам относятся не слишком трепетно. Из наследия Дубовской мало что сохранилось. В основном то, что ей удалось опубликовать при жизни. После революции её родственники эмигрировали, а тогда, сами знаете, было не до бумаг. Люди спасали себя, своих родных, близких. Для них были важны другие насущные категории.

Прозвенел звонок, означавший, что антракт заканчивается. Блондинка принялась пить кофе.

— А как умерла ваша подруга? — Этот вопрос сорвался с языка Эли неожиданно для неё самой.

Блондинка отставила в сторону чашку.

— Её стало тошнить по утрам, пропал аппетит, на коже лица и шеи появились страшные язвы. Сначала она думала, что это всё из-за нервов: Яна готовилась к выступлению на конференции. Однажды я приехала к ней и, увидев, в каком она находится состоянии, вызвала скорую помощь. Врачи предполагали, что у неё рак кожи, у Яны ведь все умерли от этой страшной болезни: сначала мать и отец — она ещё тогда училась в школе, потом старшая сестра. А после её похорон мне позвонил следователь и сказал, что, судя по результатам экспертизы, Яну долго травили. Теперь они ломают голову над тем, как ядовитые вещества могли попасть в её организм.

Едва она закончила говорить, как раздался второй звонок. Блондинка раскрыла свою сумку и вынула из неё журнал.

— Меня зовут Вера. Вера Одинцова. В этом журнале напечатана моя статья. Она не о Дубовской, а об Аде Владимировой, поэтессе и переводчице, но Кира Андреевна в ней упоминается.

Одинцова раскрыла журнал и написала ручкой номер телефона.

— Вдруг вас что-то заинтересует, так что не стесняйтесь — звоните.

Вернувшись после окончания спектакля домой, Эля достала из сумки журнал и, найдя статью о Владимировой, в начале которой была размещена фотография Веры Одинцовой, внимательно прочитала её.

«Какие всё же раньше были уникальные женщины, и как у большинства из них трагически сложились судьбы, — размышляла она, рассматривая портрет Владимировой, а также Елены Гуро, ещё одной поэтессы и художницы, с которой дружила Владимирова. — Одни теряли родину, другие — рассудок». Она ещё раз перечитала строки из понравившегося ей стихотворения, приведённого в конце статьи:

Час ночной тебя встретить готов
Напряжённым росистым сверканьем,
И цветов увлажнённым дыханьем,
И звучаньем лесных голосов…
Вот плывут, нарастают кругом
Полусонной земли ароматы…
Расплескался волною богатой
Тёплых летних ночей водоём.

«Увлажнённое дыхание цветов, ароматы полусонной земли… Самые богатые запахи — это запахи лета, хотя из всех запахов природы я люблю весенние», — подумала Эля и вспомнила Приречье, цветы в палисадниках и пруд напротив церкви.

Снова открыв журнал на той странице, где начиналась статья, она вышла из кухни, держа его в руках, и, войдя в большую комнату, положила на подоконник, а затем взяла с верхней крышки пианино томик Бальмонта и ещё раз перечитала балладу о надменной красавице.

«Всё в жизни дым, всё в жизни тлен, а в смерти всё туманно», — произнесла вслух Эля. Она закрыла книгу и машинально положила её рядом с журналом. Нет, с неё довольно! Этого тумана ей хватило летом. Не будет она ломать голову над смертью Яны Журавлёвой.

Глава 5