— Это я так злюсь, — вздохнула Пайк. — Знаешь, оказывается, у каждого тела есть привычки. Дух уходит, а привычки остаются. И вот одна из этих привычек мне не дает покоя. Настоящая Пайк… нахлебалась всякого. Слезы ее выручали. Дарили облегчение и, как ни странно, надежду. Лживую, конечно. И вот теперь я плачу. Знаешь, почему в Перте был устроен тот пыточный особняк? Почему кресты стояли в этом замке?
— Наверное, из-за того, что принцесса Авгрюн чудовище? — предположила Рит.
— Поэтому тоже, но главное в другом, — прошептала Пайк. — Это источник силы для Адны. У нее все еще нет доступа к менгирам. И поэтому она находит силу в смертях и муках людей.
— Она не успокоится, — заметила Рит. — Она будет искать сосуд с начинкой.
— Это точно, — кивнула Пайк. — Надеюсь, Гледа устоит против нее.
— Если она еще жива, — сказала Рит.
— Жива, — твердо сказала Пайк. — Но сейчас есть кое-что и поважнее. На. Посмотри.
Рит взяла из рук Пайк небольшое зеркальце. Придвинулась к костру, поймала испуганный взгляд Арикати, развернулась и посмотрела в зеркало. На ее щеке, там, где были царапины от когтей Хекс, темнели четыре черных полосы.
— И такое будет по всему телу, — сказала Пайк. — Я могу это сдерживать, но не слишком успешно. Возьми платок, прикрой. Иначе наши воины разбегутся. И прислушивайся сама к себе.
Глава двадцать пятая. Встреча
«Чем ближе конец пути,
Тем тяжелее груз»
— Кто с тобой? — спросила мама.
— Кто со мной? — не поняла Гледа. Она стояла то ли внутри, то ли снаружи крепости. Кажется, это был Опакум. Точно, Опакум. В тумане угадывался менгир, рядом с ним — ворота. И то, и другое в полном порядке. Только туман был странным. Скорее он напоминал исходящий от земли пар. Только этот пар не поднимался вверх, а спускался и уходил в землю. Дождь из пара. Сверху вниз. От невидимого тяжелого неба до серой земли. И она была ледяной. Гледа чувствовала это даже через сапоги. А мама была босой. Неужели она не чувствует холода? Кто со мной?
Гледа повернула голову и увидела черноволосую лобастую девочку лет пяти. Она держалась за руку Гледы. Обхватывала крохотной рукой три пальца Гледы. На большее детской ладошки не хватало. На девочке была льняная белесая рубашка, которая топорщилась неровным колоколом у нее на коленях. И девочка тоже была босой. Неужели она не чувствует холода?
— Это Ласточка, мама, — сказала Гледа. — Это моя дочь.
— Твоя дочь, — кивнула мама. — Она уже родилась?
— Еще нет, — постаралась улыбнуться Гледа. — Но скоро родится.
В одну секунду она вспомнила все. И как говорила с матерью и отцом здесь же, едва ли не в те же часы, когда Торна Бренина, сложив на его груди отрубленные руки, придавали земле, и как мать и отец утешали ее, объясняли, что если бы смерть могла излечить от чего-то, то всякий был бы рад лечиться у этого лекаря, но смерть это лишь темнота и тоска.
— Темнота и тоска? — не могла тогда поверить Гледа. — Что вы говорите? Темнота и тоска? Но вот же, я вижу вас, и не вижу в ваших глазах тоски!
— Это не мы, — шептала в ответ мать.
— Это не совсем мы, — гладил по плечам Гледу отец. Странно. Здесь у него руки были на месте.
— А кто? — плакала Гледа.
— Это ты, — отвечала мать.
— Это почти только ты, — соглашался с нею отец.
— Что же получается? — рыдала Гледа. — Я говорю сама с собой?
— Это никому не известно, — шептала в ответ мать.
— Это почти никому не известно, — соглашался с нею отец. — Прости меня.
— За что? — не понимала Гледа.
— За то, что взвалил на тебя все это, — разводил руками отец.
Странно. Здесь у него руки были на месте. Тогда его руки были на месте. А сейчас отца не было. Только холод, босые ноги у матери и у Ласточки и отчетливое воспоминание долгого разговора. Правда, слова, кажется, слились в какую-то неразличимую гущу. О чем мама рассказывала ей тогда, несколько недель назад? О том, что по женской линии все ее предки были способны к колдовству? И эта способность уходила в глубь веков? Какая глубь, если Кара Богов случилась чуть больше тысячи лет назад? Или тысяча лет и есть та самая глубь?
— Кто отец ребенка? — спросила мама.
— У нее нет отца, — прошептала Гледа.
— Так бывает? — спросила мама.
— Родится, тогда и посмотрим, бывает или нет, — ответила Гледа. — Где мой отец?
— Там, — неопределенно махнула рукой за спину мама.
— А где брат? — спросила Гледа. — Где Макт?
— Там, — все так же неопределенно махнула рукой за спину мама.
— А где ты? — понизила голос Гледа.
— И я там, — улыбнулась мама и присела напротив девочки. — Значит, Ласточка? Тебя так зовут?
— Нет, — выдохнула пламенем девочка, и мать Гледы загорелась.
— Ты красивая, — услышала сквозь языки пламени Гледа, а вслед за этим за спиной матери появился отец, тоже одетый в пламя, улыбнулся девочке, подхватил маму на руки и пошел прочь.
Странно. Здесь у него руки были на месте.
— Где там? — закричала вслед двойному пламени, закричала им вслед Гледа и почувствовала, как пламя охватывает и ее.