В алтайском обряде для нас понятна необходимость путешествия в мир духов: камлая с новым бубном, шаман показывал его своим духам-покровителям, почитаемым духам родовых гор. Но, пожалуй, основная ценность алтайских материалов состоит в том, что они разъясняют истинную, главную роль отождествленного с бубном животного. Это не просто верховое животное. Это внешняя душа-двойник шамана. „Шаман всячески оберегал своего таг-бура, оберегая тем самым свою шаманскую силу и жизнь… Враждующие шорские шаманы старались выведать друг про друга, где шаман прячет своего таг-бура, подстрелить его, чтобы таким образом лишить противника жизни. У тубаларов шаманы во время камлания при оживлении марала или курана, шкурой которого обтягивался бубен, сразу же старались обеспечить безопасность оживленного животного и отправляли его в далекую тайгу, где прятали в глухом месте.*Шаман при этом исходил также из того, что его жизнь воплощена в оживленном животном. И если другой шаман узнавал, где находится этот оживленный марал или куран, он легко мог погубить своего коллегу”[11]
. У алтайцев-телеутов душа шамана, она же животное, отождествленное с бубном, называлась тын-бура (тын — жизнь, жизненная сила, душа). При камлании тын-бура приходил и вселялся в шамана, а по окончании обряда удалялся. Шаманы настолько тщательно скрывали местопребывание тын-бура, что не вызывали его вслух при посторонних.Таким образом, в оживленном бубне мы узнаем душу-двойника наподобие матери-зверя якутов. В бубне воплощалась внешняя душа шамана, имеющая облик животного. И это не просто душа, а сверхъестественное существо, олицетворение шаманской силы и жизни. После смерти шамана тын-бура передавался другому начинающему шаману из того же рода.
Образ матери-зверя помогает понять одну пока еще не разъясненную деталь в представлениях хакасов. Шесть выпуклостей на внешней стороне обечайки бубна у хакасов назывались не „рогами”, как у алтайцев, а „сосцами”. „Эти сосцы питают того духа, который покровительствует бубну… Эти сосцы поддерживают жизнь и шаману”, — писал в конце XIX в. русский этнограф Н. Ф. Катанов. Обычно у народов Сибири бубен шамана обтягивался шкурой животного-самца, а для бубна шаманки брали шкуру самки: соблюдалось соответствие пола. При чем здесь „сосцы”? Возможно, что „сосцы” на ободе остались как воспоминание о „матери-звере”, которую мог в древности олицетворять бубен.
Отождествление бубна с шаманской душой объясняет нам и странное на первый взгляд поверье о теснейшей связи жизни шамана с его бубном. У шорцев, например, жизнь шамана исчислялась количеством бубнов. Когда шаман камлал, чтобы показать оживленный бубен духу Мустагу, дух говорил шаману, сколько он должен иметь бубнов в течение своей жизни (от трех до девяти) и сколько лет может пользоваться каждым (от одного года до девяти лет). По истечении срока камлания последним бубном шаман должен был умереть.
Л. П. Потапов зимой 1927 г. встретился с шорским шаманом Сандра. Шаман предупредил этнографа, что окончился срок пользования его последним бубном и он очень скоро умрет. „Основываясь на этом убеждении, он даже торопил меня с записями, — писал Л. П. Потапов. — Он действительно умер на другой день после моего отъезда. При этом все находили эту смерть естественной и совершенно непредотвратимой”. Некоторые шаманы пытались обмануть своих духов и делали украдкой дополнительные, или, как выразился один из алтайцев, „воровские”, бубны. Таким путем они рассчитывали продлить свою жизнь. Конечно, изготовив тайный бубен, шаман не „показывал” его родовым духам и божествам.
Как и многие другие народы Сибири, алтайцы считали, что враждующие шаманы часто вступали в смертельные поединки при помощи своих духов. Побежденный шаман обычно умирал, а из его бубна вытекала кровь. Широко было распространено поверье, что, если уничтожить бубен, умрет и шаман. Кеты на камланиях следили за тем, чтобы впавший в экстаз шаман не выронил и не порвал свой бубен, так как это угрожало жизни шамана. По преданию, в старину, если такой шаман не умирал сразу же сам, его умерщвляли. Когда шамана хоронили, бубен вешали на дерево у могилы. Кожу бубна прорезали ножом, а обод слегка ломали — со смертью шамана умирал и его бубен.
Бубен отождествлялся с оленем у большой группы народов. Кеты даже называли бубен оленем. Отдельные части бубна и подвесок воспринимались как части живого оленя.