Избранное

В такие дни я разучился плакать,
Не потому, что прекратилось горе;
Но если слезы были бы деньгами,
Я был бы самый бедный человек.

Самоубийца — это не убийца,

А перед этим всё ему казалось,
Что всё не так, что всё несправедливо,
И что он очень-очень одинок.

Наверняка он был серьезно болен,

А все, кроме меня, ему твердили:
— Здоровье как? Владимир Николаич!
Не чувствуете ль плохо Вы себя?

Он чувствовал себя довольно плохо,

А если б чувствовал себя прекрасно,
То и тогда б, наверно, усомнился,
В прекрасном самочувствии своем.

Он верил, что его не понимают,

И огорчался, что летают мухи,
Что звания народного артиста
Народному артисту не дают.

Ему казалось — это и сказалось

На самом окончательном решенье,
Когда переспективы исказились
И оставалось броситься в окно.

Он неожиданно исчез из дома,

И день прошел. А я гулял на свадьбе
Тогда, когда решалось уравненье
Его неосмотрительной судьбы.

И вечер ликовал, и ночь исчезла,

И после ночи наступило утро,
А я гулял на продолженье свадьбы,
Когда явился Витя Гончаров

И рассказал мне про исчезновенье.

А я сказал, что у меня он не был,
А где он может быть, того не знаю.
А в самом деле, где он может быть?

Я вечером опять туда явился

И вновь увидел Витю Гончарова.
Он мне сказал, что Яхонтов разбился.
На Клементовском дом стоял высокий.

Самоубийство — это не убийство,

А подвиг и великое несчастье.
С шестого этажа он взял и прыгнул
В шесть часов вечера после войны.

Проклятый час и день, и всей вселенной

Нет дела до народного артиста
И до меня, как и до миллионов
Живущих и скончавшихся людей.

Вот также жил Владимир Маяковский,

А Яхонтов, он жизнь его продолжил
И так читал любимого поэта,
Что даже разделил его судьбу…

Великий дар — сказать слова поэта

На уровне их значимого смысла;
Но даром я таким не обладаю,
А он достиг шестого потолка.

Он самый лучший чтец-недекламатор,

А чтец из тех читателей прекрасных,
Ради которых стоит быть поэтом
И сочинять хорошие стихи…

Стихи без рифмы написать труднее,

А эти вот стихи — они без рифмы…

Но горечь преждевременной утраты

Я опасался рифмой исказить.

…Мысль о самоубийстве так нелепа,

А жизнь великолепно хороша…

1945

«Мы любим жизнь со всеми трын-травáми…»