Избранное

Т о л с т а я  ж е н щ и н а. Да, да, пан Вацлав, меня все чаще мучают головные боли, приливы крови к голове, головокружение, ломота в суставах!.. А в последнее время я заметила у себя некоторое нарушение пищеварения, и электрокардиограмма изменения показывает. Врач считает, что вполне достаточно таблеток эстрадиола, правда, не менее хорошо действует и двуэтилостилбестрол, но это лекарство вызывает у меня тошноту и боли в животе… И что вы, пан Вацлав, посоветуете мне делать? Не знай я вас еще вот такусеньким (показывает каким), я бы не обратилась с таким интимным вопросом к постороннему мужчине.

Г е р о й (читает газету). «В рамках упомянутой кампании в этом году в Польше первым был сдан в эксплуатацию сахарный завод в Грубешовском уезде».

Т о л с т а я  ж е н щ и н а. До чего же изменился мир! Люди стали совершенно равнодушны к страданиям ближних.

Слышны детские голоса: «Мама, мама, мамочка». Толстая женщина уходит. Герой, растянувшись на кровати, продолжает читать газету.

Входит  Х о р  с т а р ц е в, садится на свои места.

Х о р  с т а р ц е в.

Вставай, пора,
Пора трудиться.
Разлегся, спишь.
А время мчится.

Герой накрывает лицо газетой.

Да делай что-нибудь!
Ну, почеши хоть ухо…

Герой молчит.

А действие ни с места!
Что ж это значит?

Г е р о й. Отстаньте.

Х о р  с т а р ц е в. Ну слава богу, хоть не спит.

Г е р о й. Вы говорите, что-то надо делать? Не знаю… (Зевает.) Может быть…

Х о р  с т а р ц е в.

Он снова спит! Разверзнись, небо!
Да без муки ведь нет и хлеба!
В театре надобно играть,
А не без дела загорать.

Г е р о й. А если герой чешет в затылке или уставился в стену, это вас устраивает?

Х о р  с т а р ц е в. Что ж, это все же дело.

Г е р о й. Ничего мне не хочется.

Х о р  с т а р ц е в.

Но даже в пьесах у Беккета^{42}

Герои движутся, болтают,
Кого-то ждут, клянут, страдают,
Смердят, мечтают, погибают…
А ты, как пень, как кочерыжка,
Вставай, не то театру крышка!

Г е р о й. В блошином цирке нынче «Гамлет». Отстаньте. Я пошел.

Х о р  с т а р ц е в. Постой!

Г е р о й. Иду.

Х о р  с т а р ц е в. Куда?

Г е р о й. Подальше.

Х о р  с т а р ц е в. Он пьян.

Г е р о й. Болваны, дайте спать.

Х о р  с т а р ц е в. Как, снова спать? Что это значит?

Г е р о й. Я их прикончу! (Берет со стола острый кухонный нож, подходит к Старцам, которые сидят неподвижно, протыкает ножом двоих, а третьему отрубает голову. После этого он укладывает всех троих на полу, садится на кровать, улыбается публике. Моет руки. Возбужденно ходит по комнате, даже начинает бегать. Останавливается. Бьет себя ладонью по правой и левой щеке. Подходит к стене. Опирается о нее руками.) Видишь, глупец! Ну, пробей ее башкой. Бей. Куда ты, собственно, стремишься? Куда? К этой идиотке? В больницу? К человечеству? К холодильнику, к даче, к семге, к водке, к куриной ножке, к ножке двадцатилетней, к титечке. Ну, видишь! На, кусай, кусай собственные пальцы. Это хорошая пища. Все умирает под твоей рукой, потому что ты не веришь. Ослик, куда ты прешься? Уже целых тридцать восемь лет. К солнцу? К правде? К стене. Вот я и у стены. Поставлен к стенке. Братья мои, мое поколение! Я к вам обращаюсь. Нас не могут понять ни молодые, ни старые! (Поворачивается к публике.) Как это случилось? Не могу понять. Ведь я же был, и во мне было много всего, а теперь здесь ничего нет. Здесь! Здесь! Не надо! Не завязывайте! Не надо завязывать глаза!

Пауза.

Я хочу смотреть до конца.