Избранное

«Сегодня утром состоялся первый урок римского права. Он прошел следующим образом: молодой граф основательно отчитал меня за то, что я не знаю английского, французского, немецкого, итальянского, шведского языков и не имею постоянно в кармане одной или двух тысяч крон. На этом урок закончился, продолжение занятий по взаимной договоренности состоится на следующей неделе. После полудня, сев в экипаж, мы поехали на прогулку на соседний с усадьбой хутор, так называемую Топусту; пара диких лошадей тащила коляску, дикарь, то есть граф Андраш, погонял их. Мы мчались напрямик, не разбирая дороги, по холмам, низинам и ухабам, через рвы и овраги; фаэтон то, оторвавшись от земли, проносился по воздуху, то чуть не опрокидывался, и мы, сделав сальто, шлепались на сиденье. Словом, барчук хочет меня испытать, но он просто осел, — пытается напугать, а мне не страшно; вот если бы он, к примеру, засунул лягушку мне в карман, тогда меня хватил бы удар, и я теперь писал бы тебе уже с того света.

Итак, мы побывали на хуторе, и я осмотрел хозяйство. Видел паровой плуг, скотный двор и много коров, волов и быков, таких же, как ты. Пойми последнюю фразу правильно, не таких, каких ты видел, а таких же упрямых, как ты сам. Но все это пустяки, а важно то, что потом я увидел. А увидев, так взволновался, что даже забыл обо всех прочих своих впечатлениях. Вот об этом-то, собственно говоря, я и хотел тебе рассказать, этому и посвящаю остальную часть письма. Прежде всего, надо сообщить тебе, что я видел цыгана с путами на руках и ногах, которого, привязав к конскому хвосту, приволокли на хутор и заперли в темном сарае. Ну, что ты на это скажешь? Хотел бы я незримо присутствовать при том, как ты читаешь мое письмо, эти его строки, и наблюдать за твоей физиономией. Усмехаешься, удивляешься или осуждающе качаешь головой? Цыгана, собиравшего в лесу хворост, очевидно, для того, чтобы унести его домой, приказчик поймал с поличным. Короче говоря, он уличил цыгана в краже и за одно это привязал его к конскому хвосту. Приказчику по его распоряжению помогал лесничий.

Не пугайся понапрасну, — цыгана не убили. Возможно, потому, что мы живем все же в тысяча девятьсот четвертом году от рождества Христова, а скорей потому, что он застонал в сарае, когда мы с графом Андрашем обходили хуторские строения. Да, мы нашли цыгана в сарае. Но в каком виде! На лице у него вздулся огромный шрам, — след от удара хлыстом. Веревка на руках впилась в тело. Запястья в кровавых ранах. Возмутительное зрелище, возмутительный случай! Мы, конечно, освободили несчастного от пут. Я, правда, не мог активно участвовать в этом, но граф Андраш распорядился это сделать; на его решение, вероятно, повлияло и мое скромное присутствие, — история с цыганом слегка смутила его. Что теперь будет с этим негодяем, то есть с приказчиком, — его зовут Барнабаш Крофи, — понятия не имею. Между прочим, как тебе нравится его имя, Барнабаш Крофи? Возможно, приказчик поплатится, а возможно, волос с его головы не упадет, хотя даже предположить такое ужасно!»