Избранное

Второй был полной его противоположностью. Не выше метра шестидесяти ростом, с землистого цвета круглым лицом, лоб перерезан двумя продольными морщинами, тянущимися до самых висков. Над верхней морщиной нависал небольшой, почти плоский, выгоревший берет. Казалось, он сросся с головой, а на макушке завершался хвостиком, длиной, пожалуй, с сигарету. Этот хвостик торчал над беретом, точно антенна. Куртка и штаны на втором пильщике были такие же, как на его напарнике, из брезента, и такой же большой накладной карман на штанах. Ботинки не менее тщательно начищены и тоже издали выглядели лакированными. Движения у низенького были быстрые, резкие, он ловко подставлял под колеса чурки, чтобы циркулярка была поустойчивей. Одна чурка, видно, ему не понравилась — он поднес ее к диску пилы, одним движением срезал клин и сунул чурку под колесо, она пришлась в самую пору. Пильщик перегнулся над приводным ремнем, откинул крышку деревянного ящика, что стоял внизу на металлической раме, между мотором и диском циркулярки, и вынул оттуда ватерпас. Обошел циркулярку со всех сторон, проверил, ровно ли она стоит, дважды подправил, вытащив лишние клинья из-под колес, и убрал ватерпас в ящик.

Когда с этим было покончено, пильщик в вельветовой кепке подошел к мотору, нажал на рычаг, и пыханье замедлилось. Должен сказать, что этот звук был приятен на слух, он слегка напоминал моторную лодку или катер: пых… пых… пых, но циркулярка пыхала медленнее и тише и поэтому нисколько не раздражала. Над мотором вился голубоватый дымок, а над водным охладителем — игривый пар. Пильщики прошли в глубину двора, где стоял дощатый сарай, нырнули в дверь, а чуть погодя вынесли из сарая по охапке дров. Сбросили их возле циркулярки, пошли в сарай за следующей охапкой, и так несколько раз. Дров набралось не больше кубометра, но поленья узловатые, в сучках. Из сарая вышел человек в пижаме, подошел к пильщикам. Одной рукой он держался за поясницу — видно, сильно ломило. Человек открыл квадратное оконце в подвал и жестами и словами объяснил, куда кидать дрова.

Лишь теперь, глядя на человека в пижаме и пильщиков, я заметил, как по-разному они ходят. Пильщики словно прихрамывали, и я решил, что у обоих плоскостопие. Высокий запустил мотор побыстрее, встал перед решеткой, а второй, в берете, поднял с земли полено и подал ему. Высокий нажал на решетку, она прижала полено к диску, стальные зубья коснулись дерева, и по улице разнесся пронзительный визг. Два таких нажатия, и полено было распилено на три части. Решетка сама с помощью двух пружин возвращалась на место и принимала следующее полено.

Оба пильщика работали четко, движения у них были размеренные, мотор ритмично пыхтел — пильщики следили, чтобы не было долгих пауз, не то циркулярка поднимала неистовый визг, а приводной ремень закручивался и хлопал, грозя сорваться со шкива. Опилки сыпались из-под диска, у ног пильщика выросла целая горка. Его напарник нагибался и распрямлялся, как автомат. Владелец дров хотел было, обойдя циркулярку кругом, бросить в люк несколько полешек, но пильщики так решительно замахали на него руками, что он послушно отошел в сторону.

Когда дрова были все распилены, пильщик в кепке сбавил обороты, но не заглушил мотор совсем, предоставив ему пыхать с интервалами. Сняв приводной ремень с оси, на которую насажен диск, он надел ремень поуже, с помощью рычага немного подрегулировал мотор. Я думал, что мотор заглох, потому что он довольно долго не подавал признаков жизни. Но он не заглох, сказал «пых» и опять примолк. Шкив продолжал крутиться, хотя и медленно, мотор через большие интервалы восклицал «пых!», над охладителем все так же весело реяли белые облачка пара.

Пильщики покидали дрова в подвал, человек в пижаме вручил им какую-то купюру и, по-прежнему держась за поясницу, побрел к себе во двор. Пильщики стряхнули с себя опилки, сняли рукавицы, тот, что пониже, подошел к бурлящему охладителю и вынул из воды два кукурузных початка. Один он оставил себе, второй протянул напарнику, и оба принялись за еду. «Ловко, — подумал я, — пока они пилят дрова, мотор им кукурузу варит».