Аленка опечалена рассказом. Она отказывается попробовать коньяк и остается у меня до утра. В полночь она, как маленький ребенок, шепотом начинает фантазировать — рассказывает мне продолжение истории того молодого матроса (я назвал его почему-то Жаном Фуке) и его возлюбленной Ани. Я оставил его в тот момент, когда юноша боролся с волнами. «Итак, Жан прыгнул в море. На минуту он погрузился в пучину, но тут же вынырнул и принялся энергично грести руками. Течение отбрасывало его обратно в море, тянуло на дно, спасательный пояс едва удерживал на поверхности. Но тут он увидел какое-то бревно и крепко за него ухватился. Ночь была темная, и юноша не знал, куда несут его волны. Вокруг — ни огонька, и во тьме слышны отчаянные крики утопающих… В это время его любимая Ани ждет его — стоит с утра до ночи на пристани. Голову повязала черным платком, глаза заплаканные… Ночью не спит, гадает на кофейной гуще. В руках у Ани чашка с отбитой ручкой — это Жан нечаянно уронил ее в тот день, когда уходил в море…»
— Ты уверена, что у чашки отбита ручка?
— Да, — говорит Аленка, — я это вижу. Ани пьет только из этой чашки, потому что эта чашка — последняя вещь, к которой прикасался Жан перед тем, как отправиться в далекое плавание. Оно должно было принести ему счастье… Интересно, слышит Ани, как разговаривают звезды? Мне бы так хотелось, чтобы она их слышала…