Читаем Избранное полностью

Шипара упал как подкошенный и, стоя на коленях, стал тушить огонь голыми руками. Никто не догадался ему помочь, а он в этом своем состоянии не догадывался взять рожон, который лежал рядом с печкой. На мгновение Шипара исчез в густом дыму, а когда появился, лицо его было покрыто пеплом, руки обгорели, от рукавов и брючин просто следа не осталось. Не мешкая, отряхнул он дымящуюся свою одежду и сел в машину. Шофер включил мотор и, развернувшись, выехал со двора. Только тогда Балканджийка вытащила руки из-под фартука и нагнулась к печи…

Не прошло и недели, как Нанко добровольно вступил в кооператив. Помню, как-то в будний день вышел он из дома, переодевшись во все новое, и пошел посередине улицы прямо к сельсовету. Попросил бланк на заявление и подписал. На обратном пути опять же шел посередине улицы. Увидев его издалека, я встретил его у ворот:

— Поздравляю, — сказал я. — А нарядился — ну прямо как на свадьбу!

— К врачу надо ходить в новой и чистой одежде, — ответил Нанко.

Примерно через час я увидел его посреди двора, с руками на поясе, лохматого, бледного, с выпученными глазами. Он был, видно, в доме один, и настроение его оставляло желать лучшего.

— Сосед! — крикнул он мне. — Конец, конец, конец… И в печи меня жгли, и теперь вот сердце вынули! Завтра, если мне даже царский трон предложат и золотом засыплют, все равно без сердца порадоваться не смогу.

— Чему конец-то? — спросил я. — Только сейчас все и начинается.

Но он ходил по двору, не слушая меня, и продолжал кричать: «Конец!»

Год или два спустя Нанко продал все что мог, оставил кооперативу свою землю, переселился в Варну. Снимал с семьей комнатушку на окраине. Балканджийка тоже поехала с ним, чтобы нянчить детей. В то время я тоже жил в Варне и как-то по делу оказался в их районе. Балканджийка сидела на скамейке перед домом. Я ее окликнул, и она пригласила меня войти.

— Сынок, — сказала Балканджийка, усадив меня в комнате и угощая айвовым вареньем, — сил моих нету. Глаза уже стали плохо видеть, а все простора хотят. Проклятый город — ни скотинки, ни курочки, ни огородика, чтоб чесноку или травки какой нарвать. Просила я Нанко, чтобы хоть умереть повез меня в деревню, да куда там, денег, говорит, нет.

Позже, когда мы повстречались с Нанко, он сказал мне, что старуха умерла, сидя на скамейке перед домом. Нашел он ее упавшей лицом к земле.


Перевод Здравки Ангеловой.

Лжец

Когда-то матери велели нам избегать Христо Лживого и не слушать его, потому что ложь его входила, как отрава, в душу человека. Я не знал, что такое ложь, и представлял ее себе как змею или ласку, которых нужно остерегаться. Лживый был нашим соседом через дом, и я проходил мимо его двора с опаской, чтобы он меня не встретил и не напустил мне в душу какой-нибудь отравы. Тем не менее однажды Лживому удалось обмануть меня, мне тогда было всего лишь восемь лет. Я пас корову на убранном бобовом поле. Рядом с полем росла кукуруза, и я держал корову за повод, чтоб она не добралась до молодых побегов. Наконец руки у меня устали, и я исхитрился привязать повод к какому-то колышку. Потом забил колышек в землю и спокойно присел в сторонке. Тут меня и застал Лживый. Он тоже вел корову за повод, но потом намотал его на руку, закурил цигарку и подсел ко мне. Курит он свою цигарку и молчит, молчу и я, готовый вскочить и побежать, да только ноги отнялись, и если я попытаюсь встать, то уж точно упаду на межу. Тут Лживый сказал, что коровы, которых пасут на этой меже, или двумя, или тремя телками отеляются. Ну вот, думаю, он и лгать начал. А сам оцепенел — ни сидеть, ни бежать не могу. И почувствовал я рядом с собой что-то холодное — верно, змею или ласку, — даже заплакать не мог, потому что горло у меня перехватило от страха. Тогда Лживый сказал:

— Ваша корова беспременно двух телков принесет. Все коровы, что у меня были, все они двойню приносили, потому что я их пас на этой меже. Тут, знаешь, земля что-то такое в себе имеет, а с травой оно переходит в корову. Только эта вот бестолочь двойни не приносит, потому что Петко выгонял ее пастись выше, на пустошь. Я после понял, в чем дело, обещал его выдрать, да поздно. Месяц назад отелилась она одним теленком, да притом о восьми головах…

— О восьми-и-и? — невольно переспросил я и осмелился посмотреть на него в упор.

Лживый курил, задумчиво глядя перед собой. Глаза у него были чистые, голубые — они остались такими и до сих пор, — и затаились в них скрытая грусть и недоумение. Ребенок всегда поверит таким глазам, потому что дети лучше понимают глаза взрослых, нежели их слова. На свете полно лжецов, но многих можно уличить по выражению лица, по глазам и вообще по неумению лгать, а этот рассказывал просто и убедительно, как рассказывают о чем-то совершенно очевидном. И то холодное, что ползало возле меня, вдруг исчезло. Я даже осмотрелся по сторонам, однако ни змеи, ни ласки не увидел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза