Избранное

— Вот мучается эта корова день, другой, третий — ну все, думаю, дело пропащее, погибнет. Еле-еле на четвертую ночь отелилась. А я как увидал его — о восьми-то головах! — так у меня и сердце в пятки ухнуло, не знаю, что и делать. Ну да ладно, все ж таки живая тварь, не бросишь ведь помирать. Взял я теленка на руки, а оно — голова к голове, и взяться-то не за что… Три на шее, одна на спине и по одной на каждой ноге. А когда пришел черед сосать, руки у меня просто отваливались держать его под выменем. Накормишь один рот — семь других разеваются. Жена, когда это чудище увидела, едва в обморок не свалилась. Убирай, говорит, его отсюда, покуда детям на глаза не попалось, не то помру со страху. Положил я как-то вечером теленка в мешок и повел корову наверх, в кошару. Там я ее пас, ухаживал за ней. И все думал, что ж мне с теленком делать. Наконец решил пойти в город и продать его в цирк. Погрузил на телегу — и прямо туда. Гляжу, какой-то тип с выбеленным лицом, в пестрых штанах, забрался на ворота и орет в трубу: давай, мол, народ, заходи посмотреть, как едят лезвия и сабли глотают, а-а-а!.. Заходи посмотреть на чудо двадцатого века — теленка о двух головах!

Дождался я, пока он вниз спустится, подошел. О каком, спрашиваю, чуде толкуешь, человек. Теленок о двух головах — это чудо ли? Вот у меня о восьми головах есть. А тот на меня — ноль внимания, своим делом занимается. Ты, говорит, циркачу лучше не заливай! Пойдем, говорю, поглядишь, что у меня в телеге, тогда и поговорим. Ну, пошел он, а увидал — глаза вытаращил. Подумал-подумал и спрашивает: что, дескать, ты с ним делать, будешь? Да вот что, говорю, стану я его народу показывать да деньги зарабатывать. Ох, как схватил меня этот тип за полу, так до самого вечера я от него не мог отвязаться. Забыл он про работу, про все позабыл. Уговоры, угощение, однако сторговались наконец. Дал он мне две тысячи левов, и оставил я ему своего теленка…

Я слушал Лживого вполуха, потому что уверен был: все, что он мне рассказывает, ложь, да какая! Не была она похожа ни на змею, ни на ласку, чудовищно большая это была ложь. Однако случилось то, от чего нас предостерегали наши матери: ложь отравой вошла мне в душу и принялась меня мучить. По дороге домой я решил не поверять ее никому, а сохранить только для себя. Почему я не поделился ею с другими, не освободился от нее — это стало мне понятным гораздо позже, когда я уже научился испытывать радость от хорошей лжи. А тогда теленок о восьми головах не давал мне спать ночи напролет. Где б я ни находился, что бы ни делал — я думал только о нем. И странное дело: я никак не мог вообразить его всего, целиком и полностью. О непосильной муке моего воображения свидетельствует тетрадка времен второго класса, которую я недавно обнаружил среди своих книг. В тетрадке было нарисовано несколько телят с восемью головами, расположенными точно так, как рассказал мне Лживый — три на шее, одна на спине и по одной на каждой ноге. Жаль, что теперь я не могу нарисовать теленка с восемью головами, да и вряд ли это сможет сделать даже какой-нибудь художник. Как, черт возьми, он их расположит? Но, увидев мой детский рисунок, можно поверить, что существуют телята о восьми головах, ибо я так гармонично распределил эти головы, что и сама природа не смогла бы их так расположить. В той же тетрадке нарисована и собака, которая играет на кавале…

Во время молотьбы Лживый зашел по какому-то делу к моему деду. Я сидел возле стогов — стерег их от воробьев. Лживый пролез через пролом в садовой ограде, собака, учуяв его, вскочила, чтоб облаять, но Лживый спокойно поглядел на нее и сказал деду, что их пес играет на кавале.

— Слышу, — говорит, — с некоторых пор кавал где-то поблизости играет, и все поздно ночью, после первых снов. В первый раз услыхав его, встал я, поглядел в окно, а на улице ни живой души. Ну, думаю, кто-то из соседских парней играет. На другую ночь слышу — снова играет, да так жалостно, аж за сердце берет. Встал я, гляжу на улицу — никого. Минула неделя, другая, но чуть подходит время первых снов — играет кавал да играет. Что за чудо? И стал меня, знаешь, страх разбирать. Как-то взял я топор, оделся и — страх не страх — вышел во двор. Слышу, кавал в саду поет-разливается. А месяц ко всему на небе такой — ну хоть иголки собирай. Шаг за шагом пробрался я в сад — и что же вижу: сидит под орехом собака на задних лапах и наяривает на кавале! Но как увидела меня, тут же вынула кавал из пасти. И он сразу исчез. Я поискал его, поискал — и не нашел. Вернулся в дом, да только лишь дошел до сеней, как снова слышу, играет. Бегу назад — опять то же самое: сидит собака под орехом, в пасти у нее кавал, я его хвать — исчезают и кавал и собака, будто их и не было. Вот какие вещи творятся на этом свете, совсем человеку непонятные…