Таким же способом дядя Мартин дал денег одной вдове на починку дома, какому-то мужику на покупку телеги и еще одному на оплату налогов. Левая его рука знала, что делает правая, но ведь и пророк утешал дающих, что им воздастся стократно, выходит, он тоже знал, что бескорыстной помощи на свете не бывает. И дядя Мартин очень скоро убедился в том, что дающему воздастся по заслугам и даже больше. В те времена радио не было, но зато была вездесущая молва, она быстро разнесла слух о его добрых делах по всей Добрудже. Как и следовало ожидать, молва приумножила стократ добродетели дяди Мартина, о нем сочинялись такие героико-сентиментальные истории, которым мог бы позавидовать любой святой, житие которого печаталось в популярных календарях. Именно тогда полиция объявила дядю Мартина разбойником. Вышло так, что мнение народа относительно человеческой добродетели в корне отличалось от мнения властей, что, впрочем, случается нередко. Золотая пора отмщения, по мнению околийского начальника, настала, и он не скупился на обещания денежных вознаграждений и выгодных служебных мест. Одним из его агентов был староста села, в которое часто заглядывал дядя Мартин. Этот кмет знал о том, что он никакой не главарь тайной организации, а разбойник-одиночка, и решил его арестовать в день пасхи, предполагая, что в такой праздник даже самый опасливый разбойник не ждет ареста и его можно будет взять голыми руками. Так оно и вышло. В тот день в селе был храмовой праздник, и после обеда, когда весь народ высыпал на площадь, кмет взял с собой двух стражников, отправился в дом, где поселился дядя Мартин, и его арестовал. Стражники вели арестованного с винтовками наперевес, а кмет шел следом, держа руку на поясе, за который был заткнут револьвер. Дядя Мартин мог запросто выбить винтовки из рук стражников и направить их против своих обидчиков, но слава народного доброжелателя не позволяла ему ответить на насилие насилием. Он решил, что ему предоставился самый благоприятный момент на деле испытать глубину сочувствия и преданности народа. Если из такой массы людей, съехавшихся со всей округи, ни один человек не бросится ему на выручку, значит, в дальнейшем он должен будет рассчитывать только на себя, а это довольно рискованно и даже абсурдно. Дядя Мартин знал, что любое дело, правое или неправое, должно вершиться при поддержке народа и во имя народа. Итак, он решил позволить кмету себя арестовать, тот скорехонько связал ему руки и отвел в полицию. Его старый знакомый, околийский начальник, с полным правом мог торжествовать победу, наказать его за то, что посмел ополчиться против него и государственных порядков.
Сначала только несколько человек обратили внимание на арестованного, но вскоре целая толпа собравшихся на праздник окружила стражников. Через минуту-две на площади остались только владельцы лотков, имя дяди Мартина передавалось из уст в уста. Дядя Мартин шел с видом невинно оскорбленного праведника, кротко посматривая по сторонам. Народ преградил ему дорогу, из толпы послышались крики протеста, люди таким плотным кольцом окружили кмета и стражников, что те не знали куда деваться. «Расступись! — кричал кмет испуганным голосом. — Мне приказано свыше его арестовать!» Стражники растерялись. Один из крестьян, пробравшись сквозь толпу, протянул дяде Мартину его карабин. Дядя Мартин не стал угрожать им кмету и стражникам, как ему советовала толпа, а демонстративно повернул оружие дулом вниз. «А теперь ты отведи их в управу!» — раздавались крики, кое-кто было кинулся разоружать стражников, но дядя Мартин им не позволил и сказал, что староста и стражники не виноваты, они люди маленькие, темные и действуют по чужому приказу. Его великодушие вызвало новый взрыв восторга, и дядя Мартин, конечно же, не упустил случая еще раз показать себя в самом лучшем свете, оставить след в памяти народа. Он дал понять своим другам и недругам, что его великодушию, каким бы безграничным оно ни было, в один прекрасный день может прийти конец и виновника ждет страшная расплата.