Как известно, дядя Мартин был человек решительный, но в те дни он проявил слабость, которую будущие поколения назовут интеллигентскими настроениями и с полным основанием раскритикуют ее как болезнь вредную и опасную для общества. Сам он тоже побаивался этого недостатка, его страшила мысль стать настоящим интеллигентом, поскольку дядя Мартин был твердо убежден, что интеллигентность для мужчины — самое большое несчастье. Но не так-то легко было избавиться от сознания того, что приходится расставаться с чем-то безмерно дорогим, к чему уже больше нет возврата. Речь шла о годах, когда он разгуливал по белому свету с неразлучным своим карабином на плече, о тех неповторимых минутах дерзновения, когда жизнь его висела на волоске и окружающий мир, страшный, сильный, организованный, не мог оборвать этот волосок из-за какой-то смехотворной слабости или по глупости. Это были минуты великой, веселой игры в Я и Общество, которая всегда составляла одну из классических тем, занимавших и занимающих философов и мыслителей всех эпох…
И только в конце недели, постигнув суть совершенно нового мировоззрения, он воскликнул тоном пророка: «Смерть индивидуализму!» — и отправился навестить своих хиппи, которые встретили его радостно и выслушали с беззаветной преданностью и любовью. У дяди Мартина был чеховский вкус, и он им сказал, что у человека все должно быть прекрасным — и душа, и одежда. Он сказал, что людям с чистой и возвышенной душой, обладающим хорошим вкусом, не пристало носить такое ужасное рванье. «Вот вам деньги, — сказал он, — и чтобы через несколько дней вы все были одеты, как подобает моим ученикам!»
Это был первый преподанный им урок, и его ученики внимали ему с большой благодарностью. Они осмотрели свое тряпье и удостоверились, что оно и впрямь не соответствует возвышенности их душ. Через несколько дней все трое были одеты с иголочки, по последней сермяжной моде, и дядя Мартин, увидев их такими разодетыми в пух и прах, произнес свою первую вдохновенную речь. «Друзья мои, — сказал он, — вы мужики башковитые, и я уверен, что мне нет надобности читать вам все Евангелие от корки до корки, чтобы вам стало ясно, что я хочу сказать. Мы все жаждем свободы, и ни один философ, несмотря на свою ученость, не может объяснить людям, что такое свобода, какое это великое слово, зато мы можем доказать это на деле, своим огромным желанием ее добиться. В обществе неустанно велась борьба за свободу, потому что народ всегда был угнетаем. Свободного общества нет и не может быть. Но если общество добьется свободы, оно тут же начнет делить ее на всех поровну, а поделив, тут же лишится ее, потому что будет вынуждено отдать ее в руки отдельной личности. Настоящая свобода — вещь деликатная, бороться за нее может далеко не каждый. Свобода — высшая потребность человеческого духа, которой достоин не каждый. Можно ли завоевать свободу единоличным путем? Нет! Индивидуализм канул в вечность, чтобы стать наглядным уроком для поколений, хотя поколения всегда плохо усваивали уроки истории. Вот почему мы должны бороться за свободу личности общими силами, этому учили, так поступали все великие личности. Но свобода — это не яблоко, ее так просто не сорвешь с дерева, за нее нужно бороться, воевать, собрав в кулак всю свою волю и терпение. Нам не занимать того и другого, единственное, чего у нас нет — это деньги или, как их будут называть грядущие поколения, денежные знаки. Об этом говорил еще Наполеон, и люди его эпохи считали, что он сказал нечто новое, потому что они были невежественны. Древние мыслители говорили то же самое, один философ, живший задолго до Наполеона, отмечал, что самым ценным качеством бумажных знаков является их количество. Именно количества нам и не хватает, чтобы мы могли стать вполне свободными гражданами. Надо сказать, что деньги — это не цель, а средство, попрошу вас запомнить это хорошенько. Уважающие себя люди никогда не бывают рабами денег, они их презирают. Итак, презирая деньги, мы будем раздобывать их, не без усилий, но без всякого насилия. Зарубите это себе на носу — никаких взломов! Вы спросите, кто же отдаст деньги добровольно. А я вам говорю, что найдутся такие. Деньги мы будем брать у живых людей, а живым людям свойственно чувство страха, они поддаются внушению и в некоторых обстоятельствах в первую очередь готовы расстаться со своими деньгами. Люди — трусы по своей природе, и мы можем получить от них все, чего захотим, не марая рук».