(Этот трактат о свободе и роли денег вошел в историю Добруджи под видом нескольких скромных писем, которые дядя Мартин адресовал своим другам-приятелям и последователям. Два письма мне передал Киро Черный, долгие годы служивший в полиции. Он нашел эти письма во время обыска, но не передал их следственным органам, так как не обнаружил в них ничего противогосударственного. Киро Черный был одним из самых ревностных преследователей дяди Мартина, возглавляя погоню, он не раз имел возможность поймать его или застрелить в упор, но не сделал этого, потому что «восхищался такими мужиками, ничего, что они были правонарушители». Кстати, этот полицейский разделял взгляды дяди Мартина на презренный металл, потому что известная сумма денег, позаимствованных у богачей без взлома и насилия, перепала и ему. Но об этом речь впереди.)
А теперь дяде Мартину предстояло показать наглядно своим ученикам, как теория применяется на практике, и вскоре подвернулся удобный случай. Двое турецких парнишек за околицей села каждый день устраивали скачки: они готовили своих лошадей к настоящим конным состязаниям. Перед заходом солнца они выезжали в поле, а потом скакали наперегонки до определенного места. У околицы собиралось много любопытных. Дяде Мартину стало известно, что эти парни приглашены на свадьбу в далекое село Эмирово, где они должны были участвовать в конных скачках. Дядя Мартин, расспросив их, узнал, что известный богач из Эмирово Измаил-эфенди женит сына, этот Измаил славился своим богатством на всю Добруджу и Дели-Орман. У него было две бакалейные лавки, две водяные мельницы и много земли. Дядя Мартин решил, что если он воспользуется этой свадьбой, то можно преподнести своим ученикам хороший урок, который должен пройти успешно и занимательно и, что гораздо важнее, подтвердить теорию на практике, причем сделать это можно будет зараз, как говорится, одним замахом, не ломая долго голову, как это приходилось делать многим наивным мученикам, борцам за прогресс человечества. Этот Измаил заявил, что у него один сын и что свадьбу он сыграет такую, какая полагается человеку его положения: на ней будут и скачки, и вольная борьба, и награды победителям, и разливанное море шербета и разных других напитков.
Вечером в канун свадьбы дядя Мартин и его ученики прибыли в Эмирово и остановились у своих дружков. Получив необходимые сведения, рано утром, ни свет ни заря, они отправились в большой лес, через который проходила дорога, ведущая в село, куда надо было ехать за невестой. Через несколько часов на дороге показалась кавалькада, а следом катили около пятидесяти повозок, в которых сидели турки со своими кадынами. Кадыны были закутаны белыми платками, а у некоторых были надеты на голову черные паранджи, мужчины же красовались в алых фесках, цветных чалмах и новых безрукавках.
Дядя Мартин прихватил с собой карабин, а своим ученикам запретил брать с собой оружие, и они теперь со страхом и недоумением спрашивали друг друга, как они справятся с такой ватагой вооруженных турок безоружные. В их глазах свадебное шествие выглядело войском, которое едет воевать против другого войска. Дядя Мартин повторил им слова Левского: при поражении погибну только я, а при победе выиграем все мы, — но его пособники, видимо, и слыхом не слыхали о Левском, а может, просто не имели желания поучиться у великого Апостола его самоотверженности. После обеда свадебщики, взяв невесту в соседнем селе, поехали обратно той же дорогой с еще большим шумом и гамом. Услышав их приближение, трое учеников дяди Мартина стали думать не о том, как получше усвоить практический урок, а смекали, как бы им улизнуть в лес. А дядя Мартин, чтобы вконец поразить их, вынул из магазина все патроны, положил их на землю, а сам с незаряженным карабином на плече вышел на дорогу. Впереди свадебной процессии галопом скакали всадники, их кони с расчесанными гривами и крашенными хной хвостами выступали плавно, мягко касаясь копытами пыльной дороги и поднимая за собой сизые, прозрачные клубы пыли. За ними катили повозки, которых стало вдвое больше, в половине из них красовались разноцветные чалмы, владельцы которых издалека смахивали на павлинов, а в другой половине восседали кадыны, которые в свою очередь были похожи на пингвинов. Павлины то и дело вскидывали вверх руки с пистолями и палили из них, а пингвины взвизгивали и закрывали уши ладонями. Всадники подъезжали все ближе, наступал тот миг, о котором дядя Мартин мечтал с величайшим волнением, миг верховного дерзновения, когда он был готов умереть или стать полновластным хозяином жизни. Он вышел на самую середину дороги и поднял руку. Всадники придержали коней, те сбились в кучу, стали толкаться потными боками, негромко ржать и кусать один другого, а в это время к месту действия подъехали первые повозки. Один верховой, здоровый, нахрапистый турок, направил своего коня прямо на дядю Мартина и, выхватив из-за пояса пистоль, закричал:
— Ты кто такой? Ну-ка прочь с дороги!