Избранное

Дядя Мартин достал из-за пояса небольшую скатерть и расстелил ее на траве. Измаил-эфенди достал из-за пояса горсть золотых и стал бросать монеты одна по одной на скатерть, чтобы можно было их пересчитать. Золотых было десять, это был знак, что остальные гости тоже должны проявить щедрость, если хотят поехать дальше подобру-поздорову. Выйдя с честью из трудного положения, Измаил-эфенди уселся на повозку и поехал дальше. Вторая повозка, доехав до скатерти, тоже остановилась, и сидевшие в ней турки стали бросать на нее, что у кого было: золотые монеты, старинные карманные часы, табакерки и ножи в золоченых чехлах. Дядя Мартин возвращал побежденным их дары, но они продолжали бросать все, что было у них подороже, через его плечо и ехали дальше. Это длилось не меньше часа, а затем настала очередь женщин. Дядя Мартин дарил им свою очаровательную улыбку и просил ехать дальше своей дорогой. Чувство уважения и слабость, которую он питал к нежному полу, разбудили его благородство, и он решил пощадить беззащитных пингвинов, лишенных возможности глядеть на свет божий открытыми глазами и показывать ему свои прелести. Но кадыны заранее поснимали свои украшения, и они посыпались на скатерть золотым и серебряным градом. Их щедрость немного задела гордость дяди Мартина, но ему ничего не оставалось делать, как сохранить о ней самые лучшие воспоминания.

Итак, урок практических действий «без взлома» прошел блестяще. Ученики дяди Мартина ничего этого не видели, но это не помешало им почерпнуть самое главное: человек должен быть прежде всего гуманистом, а уже потом разбойником, учителем, министром или попом. Они все трое просидели не один год в тюрьме за украденную овцу, за какую-нибудь сотню левов или жалкую посеребренную брошь, а теперь у их ног лежало огромное богатство, добытое всего за час времени, и здесь нечего было ждать вмешательства усатых стражников и строгих судебных следователей. Теперь они стояли перед самым трудным испытанием: им следовало научиться презирать богатство — на такую добродетель, считали они, способны только мертвые. Дядя Мартин, веривший в большую нравственную силу своих питомцев, разделил добро между всеми поровну.

7

Между тем вашему покорному слуге исполнилось шесть месяцев. Цветов и подарков, разумеется, по этому поводу я не получил, никто не догадался поздравить меня с этой круглой датой. Я же, как мне кажется, заслуживал не только поздравлений, мне стоило присвоить звание героя жизни или по крайней мере заслуженного деятеля жизни. Но при всей своей скромности я не мог не гордиться тем, что прожил живым и здоровым целых шесть месяцев. Впрочем, однажды я заболел, но не по моей вине. Дело было вот как. В наших краях часто устраивались посиделки, на которых женщины и девушки чесали шерсть и пеньку, лущили кукурузу. Наносили в комнату спелых початков кукурузы и приглашали соседских девушек и женщин, чтоб приходили помогать ее лущить. Женщины, усевшись вдоль стен на скамейках, лущили початки при помощи серпов или других железных предметов. Вылущенные зерна летели во все стороны, барабанили по стеклам окон, по железным трубам печки, долетали до потолка, чтобы потом градом сыпаться на пол. Я лежал в своей колыбельке и чихал, пока не уснул, а проснувшись, снова начинал чихать и снова засыпал, а зерна кукурузы залетали в мою колыбельку и били меня по щекам.