Избранное

В эту западню угодил и Ондриш на третьем году своей службы, тем легче, что близились выборы, и ему не хотелось потерять должность. Он и сам теперь тратил больше — то и дело ездил в город, да и в корчме с мужиками чаще сидел, и в контору полагалось бутылку-другую принести… то сигару выкурил, а там, глядишь, новую одежду, получше, справил… Известное дело: с волками жить — по-волчьи выть. Янко из Америки прислал уже шесть тысяч крон, с процентами было больше семи тысяч. Ондриш добавил до восьми и дал их нотару в долг на заемное письмо из шести процентов. Нотар, взяв от него клятву хранить тайну, сообщил, что деньги нужны не ему — он берет их для благородного пана служного. И это была правда, но наполовину — на четыре тысячи. Ондриш прикинул: брат получит четыре процента, как и в банке, а ему, Ондришу, сверх того достанутся два. И заемное письмо тут, можно подать к оплате, когда захочешь, если нотар вдруг вздумает хитрить, увиливать. У него дом, сад, земля, а добра в доме! И в конюшне, и в хлеву… Да еще у него жалованье, у нее жалованье, авось не вылетят в трубу… И Ондриш, довольный собой, не обмолвился ни жене, ни матери — не дай бог, распустят язык, а нотар обозлится, и его не изберут, а Ондришу страсть как хочется стать старостой.

«Никому ни гугу», — думал Ондриш, пряча заемное письмо в Янкову вкладную книжку, и убрал с прочими бумагами в солдатский сундучок, стоявший на лавке у стола в углу, а затем спрятал ключик в кошелек и в кисет… Уж куда как надежно.

А по воскресеньям, когда он брился, если накануне, по обыкновению, дольше засиживался в корчме, так что не успевал собраться в костел, он доставал заемное письмо, разглядывал печати, уточнял по календарю, верно ли от восьми тысяч столько выходит, потому что нотар хотел обойтись без печатей, но Ондрей не отступился, пока не убедился, что все как надо, поняв, что по-венгерски все правильно написано и словами и цифрами «восемь тысяч крон». А по истечении квартала нотар отдал ему шесть процентов, Ондрей четыре отнес в банк на книжку брата, а два оставил себе — обрадовавшись сорока кронам, хранил тайну, был нем как рыба.

Брат не в убытке, и ему польза, да и нотар его поддерживает, так что, в конце концов, наверняка поможет Ондрею оказаться в седле… У старосты триста крон жалованья… К тому же возмещение за поездки, да и честь какая… Это полегче, чем возить навоз на поля… Самому не надо надрываться, нанять можно, и все одно еще деньги останутся…

Три года спустя стал Ондриш помощником старосты, а еще через три нотар ему обещал должность старосты.

Он, Ондриш Мигак, будет самым молодым старостой из всех! Эта мысль так согревала его, что он не жил, а витал в облаках, с которых не видел, какая разгульная и веселая жизнь бьет ключом у нотара, и в присутствии служного его удручало лишь одно — жаль, нельзя сказать: те восемь тысяч, собственно, дал в долг он, а не нотар. Знай это служный, он, Ондриш, наверняка уж был бы старостой.

IV

Коль тяжело нагрузить воз, и железная ось не выдержит, сломается. А такую телегу и нагрузил нотар в Горках. Чуть треснуло — и все пошло прахом.

А треснуло вроде ни с того ни с сего.

Началось со ссоры на охоте с каким-то важным чиновником из финансового управления; тот из мести и возьмись за нотара. Как снег на голову свалилась на нотара ревизия, обнаружили злоупотребления, легко нашли недостачу; потом стали проверять предыдущий год, затем сделали ревизию за последние три года, и список всевозможных недочетов и злоупотреблений, обнаруженных за неделю, занял целый лист, а нотар не мог двинуться из дома к своим покровителям: ему разрешили выйти лишь когда все уже записали в протоколе. Но скажите, в какой нотарской канцелярии не найдется ошибок, злоупотреблений!..

В городе у него были влиятельные заступники, «свой» служный, с которым он был «per tu»[16], как говорили в деревне, но месть — великая сила, а финансовое управление шутить не любит. Злоупотребления, пусть незначительные, непредумышленные, а скорее по легкомыслию, но все же злоупотребления, а потому нотара хотя и не посадили за растрату — всего-то, говорят, каких-то неполных трехсот крон, да и то в двадцати трех счетах, — но с должности сняли, поскольку и других непорядков изрядно нашли контролеры, присланные позже уже поджупаном.

Друзья… Что ж, одни ему советовали наплевать на службу, вторые — подать на пенсию, а третьи — добиваться восстановления в должности, и нотар, следуя их советам, и действовал; общины за него «ходатайствовали», и кто мог, тот оказывал влияние, правда, и в пользу нотара, и против него. Как оно все там было, не знаю, я в панских штучках не разбираюсь.