Избранное

Не для толпы сотворяются ночи, о нет.
Ночью все одиноки: ты и сосед,
и ты от него отлучен.
И если при лампе вглядишься в черты
собеседника, — должен увериться ты,
что он — это он.

Как ужасно свет искажает людей,
струясь и стекая с лиц;
и если ночью усядутся люди тесней,
ты видишь зыбкий мир из теней
и размытых границ.
И что ни лоб, то желтое пятно,
где проблеск мысли зачах,
и плещется в глазах вино,
и виснут на руках
тяжелые жесты, проясняя суть
беседы ночной;
и если я говорит кто-нибудь,
то на уме: другой.

(Перевод В. Летучего)

Сосед

Скрипка чужая, ты ходишь за мной?
Сколько раз я встречался с тобой
в городах, на дорогах убогих?
Одного ли я слышу иль многих?

Правда ль, там, в городах, притаились
те, что одни, без тебя,
давно бы в реке утопились?
Отчего же всегда это слышу лишь я?

Отчего мне всех ближе, роднее
те, что, играя, рыдают во мгле
и твердят, что жизнь тяжелее,
чем тяжесть всего на земле.

(Перевод А. Биска)

Pont du carrousel [1]

Как царств безвестных камень межевой,
слепец седеет на мосту. Возможно,
что встал он вечной вещью, непреложно,
как центр созвездий, тихий, но живой.
Вокруг него вершится звездный час,
в безумстве мчась и в роскоши мечась.
Он, неподвижный праведник, на годы
поставлен на кривых путях, и вот
он темен, как в Аид подземный вход
среди людей поверхностной породы.

(Перевод С. Петрова)

Одинокий

Как будто наскитавшийся моряк,
хожу я в гости к вечным Домоседам.
Дни стали на столе у них обедом,
чужбина стала — тайный знак.

Какой-то мир проник ко мне во взгляд.
Быть может, он безлюднее луны.
Они ж выстраивают чувства в ряд,
и все слова у них заселены.

Те вещи, что я взял с собой сюда, —
как взаперти, не выглянут из двери.
В своем краю они живые звери,
а здесь дохнуть боятся от стыда.

(Перевод С. Петрова)

Ашанти

(Jardin d’Acclimatation)

Не виденье дальнего пейзажа
и не пляска смуглых женских тел,
для которых платье — лишь поклажа.

Не мотив, который долетел
из глубин, где кровь и где напевы,
(кровь для них при этом не предел)

и не смуглые певуньи-девы
с блеском глаз, похожих на клинки,
вверенные страже королевы,

не уста, где смех, а не зевки,
разве только самопостиженье
от которого мы далеки.

Как меня пугает их движенье!

В клетке зверь верней себе и зорче;
ходит он, как будто ворожит,
и всемирной не подвержен порче,
видит вещи, но не дорожит
он чужим, и как бы не пытался
пламень свой таить он в тишине,
со своей великой зверь остался
кровью только здесь наедине.

(Перевод В. Микушевича)

Последний