Избранное

И Рачич энергично зашагал под каштанами вдоль забора. Но что-то заставляло его еще и еще обращать взор к своей школе. Широкий подъезд, и на стене черная дощечка: «Мальчики». На первом этаже слева пять окон — это его класс. На стене висят карта Королевства и еще какие-то географические карты, в углу — шкаф, доска, рукомойник, крест. Третья парта слева — его. Перед ним сидит белокурый паренек — Раткович. А где старый учитель, астматический седой господин с толстым золотым кольцом на пальце и серым зонтом? Лежит в земле на глубине двух метров и держит в руках деревянный крест; наверно, ничего уже не осталось от его парадного сюртука и галстука, все превратилось в тлен. Где его товарищи по классу? Галович — малыш Галович — тоже умер! Коренич сошел с ума в Стеневце. Пунтек погиб на фронте — разорвало гранатой, одни петлицы остались от Пунтека. И Каменар погиб. А Францетичев Павле — адвокат, доктор, важный барин с собственным выездом… Дурак он. Политикой занимается. Около парламента вертится. А где остальные? Исчезли, погибли, пропали — да всех и не припомнишь. В голове туман. Ясно вдруг вспомнился Скомрак! Фране Скомрак в черной меховой шапке, подаренной благотворителями, сын пекаря, служившего у Братанца; да, да, Рачич еще ходил к ним за хлебом и видел, как отец Фране в красно-белой полосатой майке сажал булки в пылающую печь. Фране Скомрак! Он убежал и, как говорил вестовой, оставил Ратковичу какое-то письмо. Да! Он был денщиком у Ратковича и не раз жаловался Рачичу, что этот Раткович страшная скотина, что он целыми днями его пилит и что долго он, Скомрак, здесь не выдержит! Лучше на фронт! Рассказывал он также о каких-то казенных деньгах, которые Раткович не то украл, не то растратил. Рачич, Раткович, Скомрак — в таком порядке они стояли в классном журнале! А сегодня? Ерунда! Кому нужны эти сетования? Такова жизнь! Я начинаю походить на провинциальную барышню!

Рачичу хотелось шагать и шагать, чтобы развеять мучительные мысли, но не было сил. Остановившись у входа для девочек, он устало прислонился к стене.

«Девочки!» Здесь входили девочки; двери многозначительно заперты. Казарма не для девочек!

А на ступенях, ведущих в мезонин, спали трубачи; прислонившись ухом к замочной скважине, можно было слышать их мощный храп.

Рачич припал к замочной скважине, слушает, как храпят трубачи, и думает о девочках, которые когда-то здесь проходили. В Христово воскресенье, одетые в белые платьица, они пели звонкими голосами; все мальчишки поголовно были влюблены в них. А теперь? Где эти девочки? Превратились в женщин с налитыми грудями, повыходили замуж, нарожали детей, кто уже и умер, остальные мучаются, кухарничают, бьют детей и грызутся по ночам с усталыми мужчинами. Горничные, чахоточные портнихи или такие, как Марта Хелферова, которую Рачич и сейчас иногда видит. Она врач, работает в госпитале, борется за право голоса для женщин и хочет стать «самостоятельным человеком», говорит, как попугай. А школа на Цветной улице стоит, словно разоренный улей, по которому ползают черные больные тараканы — домобраны. Кто бы мог подумать, что Юрица Раткович, этот молчаливый тихий мальчик, который с таким трудом постигал дроби, — что именно он наступит сапогом на школу, разрушит ее и из классных досок соорудит парикмахерскую? Но все получилось именно так, именно так. Рота спит, а жизнь тем временем идет дальше. Утром домобраны проснутся, оденутся, продефилируют перед бароном — и на фронт, четко отбивая шаг: раз-два! Кашевары упакуют масло и мясо, фасоль и картофель, опять будет сыпать снег, женщины принесут солдатское пойло, и жизнь пойдет дальше, будто ничего не случилось. Это называется нормальным течением жизни.

А ведь на самом деле завтра произойдет ужасная вещь! Рота идет на фронт! Люди услышат, как загремит огромный барабан, который тащит пони, как запоют кларнеты, свирели, зазвенят бубны, услышат люди и песню «Ни один загорец вина не продает», и никто даже не подумает, что у всех на глазах совершается нечто невыразимо ужасное: люди идут на смерть, и за кого? За какие-то мумии фараонов. За венских графов. За банкиров. За адвокатов.

А если взять да сказать людям, что́ все это значит, что происходит на самом деле, каков подлинный смысл этой войны? Поднимется страшный крик, плач, люди начнут размахивать руками и завтра чуть свет бросятся в роту и не допустят преступления, домобраны не пойдут на смерть!

А так — все тихо! Город мирно спит, спокойно спят двести осужденных на смерть солдат, точно ничего не случилось и ничего не должно случиться! Произойдет огромное несчастье! Произойдет катастрофа, это совершенно ясно! И тем не менее кругом тишина! Надо поднять город! Дать тревогу! Для того и выставлена стража! Стража должна тревогой поднять весь город! Предупредить весь мир! Чтобы знали люди, поняли, что назревает катастрофа.