Однажды ночью ему приснились два загадочных сна: первый — выходящие из Нила семь жирных коров, съедаемых семью тощими, которые вышли следом; а следующий сон — семь полных колосьев пшеницы, пожираемых семью тощими колосьями.
Коэн улыбнулся, расслабляясь.
— Слышу ли я эхо из Библии?
— Так и есть, в те дни божественные послания частенько дублировались. Твой прадед хорошо знал Книгу и египетскую историю своего народа и ему не нужен был пророк, чтобы разъяснить сны. Итак, на следующее утро этот Коэн отправился на поля Египта, чтобы купить зерно. Видишь ли, он решил от шлифовальных кругов перейти к жерновам.
Коэн изобразил пальцами какую-то фигу, а на лице его появилось удивлённое выражение.
— Правда-правда, — продолжил Джо. — А в те годы в Египте были хорошие урожаи, зерна хватало, и вот, этот Коэн всё глубже и глубже залезал в долги, чтобы скупить всё что мог. И он продолжал делать это в течение семи лет, и, естественно, у людей вошло в привычку называть его «Очумелый Коэн», потому что кто станет поступать так как он в здравом уме?
Очевидно, никто. Очевидно, только подопечный Бога, принимающий послания из эфира.
Итак, «Очумелый Коэн» продолжал маниакально скупать зерно, ни на минуту не забывая о своих снах. И вот, о чудо, в Египте внезапно произошёл ужасный поворот к неурожаям, которые не прекращались целых семь лет.
И в течение этих семи лет между Египтом и голодом стоял очумелый Коэн.
Джо откинулся на спинку стула и улыбнулся.
— Похоже, он таки был избранным.
Я закругляюсь…
Сохраняя веру и помня о моём тёзке, он сколотил огромное состояние… благочестивый игрок. Твой прадед.
Коэн задумчиво кивнул.
— Тебя зовут Джозеф?
— Чаще всего Джо. Также я — О'Салливан Бир. Но пёстрых одежд, — как мой тёзка, — я не ношу.
Коэн снова кивнул.
— У тебя тоже одиннадцать братьев, Джо?
— Думаю, больше. Вернее, раньше было больше. За прошедшие годы часть из них, насколько я знаю, попадала с крыш домов в Новом Свете.
Коэн посмотрел на Джо и нарисовал в воздухе круг.
— Я не понимаю, какое отношение это имеет к нам сегодняшним.
— Сейчас объясню. Давай вспомним трёх молодых джентльменов из девятнадцатого века, близких друзей, которых звали Зивар, Коэн и Стронгбоу. Зивар был христианином, Коэн — иудеем, а Стронгбоу был на пути к тому, чтобы стать мусульманским святым. Итак, для этой части мира мы имеем что-то вроде представительного собрания.
Коэн засмеялся.
«Дружелюбный парень, — подумал Джо, — и пока всё хорошо».
Он добавлял в стакан арака, когда Коэн указал на разложенные в мастерской инструменты.
— Говорят ли эти инструменты о большом богатстве?
— Не говорят. Но я слышал каирскую поговорку, которая объясняет нынешнее положение вашей семьи: Немного безумия — опасная штука. Вспомни Коэнов… что мол сын старого сумасшедшего Коэна, который имел таки немного ума и был известен как «полоумный Коэн», потратил семейное состояние в компании друга по имени Ахмад и двух красивых молодых женщин, известных как «сёстры». Часть оставленного твоим прадедом состояния ушла на ипподромы и казино, а часть — на шампанское… Так что позже, когда твой отец достиг совершеннолетия, ему пришлось найти занятие, чтобы прокормить себя, и к какому ремеслу лучше обратиться, как не к тому, с которого Коэны начали свою бытность в Египте? Оптические линзы. Так что твой отец приехал в этот дом, где начинал ваш прадед и воскресил старую вывеску…
Из грязи в князи и обратно в течение четырех поколений и более чем века.
Коэн улыбнулся, открывая серебряный портсигар. Он предложил его Джо, который взял сигарету и зажег спичку для них обоих.
— Ты тоже странствующий ирландский историк, Джо?
— Меня больше интересует настоящее, так что давай продолжим историю и представим твоего отца молодым человеком.
В то время, перед Первой мировой войной, старый Менелик Зивар живёт в склепе под сквером рядом с Нилом. По воскресеньям он принимает там гостьей. И так как о старом Менелике мало кто слышал, мы не должны удивляться, что большинство приходивших на чай были детьми бывших друзей.
Коэн слегка нахмурился.
— Так, например, — сказал Джо, — приходил внук его старого друга, твой отец. И сын другого старого друга — драгомана по имени Ахмад, также Ахмад. И сын еврейской пастушки и великого исследователя Стронгбоу, молодой Стерн. И ещё приходили сёстры, старше других гостей и единственные, кто знал старого Менелика в расцвете лет.
Таков был внутренний круг, собиравшийся вокруг саркофага в воскресные дни перед Первой мировой войной.
Были и другие, кто заходил время от времени, но сегодня нам не нужно беспокоиться о них.
Коэн совсем перестал улыбаться, но сохранял самообладание. Джо восхищался им. «Влияние Стерна, — подумал Джо. — Несомненно, я абсолютно прав. Какой я умный».