Избранное

— Если бы не он! Он поддерживал мою мать и дал нам возможность сохранить «Оптику Коэнов», а потом, когда моя мать умерла, он заботился об Анне и моём образовании… обо всём.

Коэн взял серебряный портсигар.

— Это принадлежало моему отцу. Стерн передал его мне, ещё когда я был ребёнком. Я не знаю, как Стерну удалось его восстановить.

Коэн протянул Джо вещицу, гравированную вязью некой надписи.

— Это был подарок от Стерна моему отцу в день его зачисления в университет. Ты читаешь на иврите?

— Нет, но это я могу прочесть. «Жизнь», или имя твоего отца — «Khayim». Или то и другое.

Коэн забрал портсигар и с беспокойством посмотрел на Джо.

— Наверное, пора сказать мне, зачем ты здесь?

— Да, пора, — сказал Джо, — только вот думаю, что придётся начать с самого начала.

Итак, я был намного моложе тебя когда мы со Стерном впервые встретились в мифическом городе.

Коэн улыбнулся.

— Где, говоришь, ты встретил Стерна?

Джо кивнул.

— Ты не ослышался. Я встретил его в мифическом городе.

Джо тоже растянул губы в очаровывающей улыбке пьяной лягушки.

— А теперь, как ребёнок со своими игрушками, давай дадим ему имя? Назовём его… Иерусалим.

* * *

Джо откинулся на спинку стула и отхлебнул из стакана, давая Коэну время осмыслить сказанное. Коэн опёрся локтями о стол, утвердил подбородок в ладонях и глубоко задумался.

«Он мне нравится, — подумал Джо, узнавая в собеседнике мелочи, которые напоминали ему Стерна. — Он мне нравится, и почему бы и нет, он мог бы быть сыном Стерна».

Наконец Коэн шевельнулся.

— Он был здесь вчера. Почему бы тебе не связаться с ним? Поговорить напрямую?

— Ты берёшься это устроить?

— Да, есть способ оставить ему сообщение, и он свяжется со мной в течение двадцати четырёх часов. Это достаточно быстро?

— Может и так, — сказал Джо, — но я не уверен, что это так. Ты же знаешь, каков Стерн. Если я поговорю с ним сейчас, он, вероятно, поблагодарит за информацию, а потом, — не желая втягивать в неприятности, — встанет и уйдёт. Если я не смогу показать ему, что уже в игре, он не захочет делиться своими проблемами.

— Ты доверяешь этому человеку, Блетчли? — спросил Коэн.

— Он делает свою работу. Сейчас его бизнес — Стерн.

— Но ты не знаешь, какая часть работы Стерна его интересует.

— Верно, — сказал Джо. — Всё, что я точно знаю, так это то, что Блетчли смертельно боится чего-то, что знает Стерн, или чего-то, — хрен редьки не слаще, — что может знать Стерн.

— Стерн работал с монахами… Но почему возникли какие-то подозрения? Что их спровоцировало?

Джо пожал плечами.

— Неважно. Блетчли не собирается объяснять мне, почему повёл бизнес против Стерна, и Стерн мне этого тоже, наверняка, не скажет. Так что я должен выяснить это сам.

— Но что нужно Блетчли? — спросил Коэн. — Может, это как-то связано с работой Стерна для Еврейского агентства?

Джо отрицательно покачал головой.

— Не Палестина и не Еврейское агентство. Основная забота Британии — война, значит это как-то связано с немцами.

Давай рассмотрим польскую историю Стерна.

Коэн выглядел озадаченным.

— Ты имеешь в виду, как раз перед началом войны?

— Да. Полагаю, ты знаешь, что он сбежал из тюрьмы в Дамаске, чтобы попасть в Польшу, но знаешь ли ты, что побег едва не стоил ему жизни?

— Нет. Я понятия не имел, что это было настолько опасно.

— Было. Разве ты не заметил разодранный большой палец на руке?

— Да конечно, но это был несчастный случай. Он объяснил мне, как его угораздило, но я точно не помню…

— Не случай, — сказал Джо. — Он сделал это, выбираясь из тюрьмы, притом что в течение двадцати четырех часов его должны были и так освободить. Он когда-нибудь говорил с тобой о поездке в Польшу? Почему он так отчаянно торопился?

Коэн нахмурился.

— Всё, что я помню, это то, что он был очень взволнован.

— Взволнован?

— Ну, да. Как будто он сподобился принять участие в чём-то очень важном, как будто там произошёл некий бесценный прорыв. Ты же знаешь, как «хвастлив» Стерн. Он чуть проговорился только потому, что едва мог сдержать своё волнение. Я помню, как Анна сказала, что чудесно видеть его прежним. Таким жизнерадостным и беззаботным, таким восторженным. Мы всегда помнили его таким, каким он был раньше.

— Раньше?

— До того, как на него обрушились перемены последних лет, до того, как всё стало так давить на него.

«Ах да, — подумал Джо, — когда Стерн был буйным и беззаботным. Как прежде…»

И собственные воспоминания увлекли Джо сквозь прошедшие годы.

* * *

Конечно, не только Стерн изменился с тех пор, как Дэвид и Анна были моложе. Сами они выросли и научились видеть глубже, чувствовать сложность Стерна и видеть противоречия в том, что он делал.

В детстве они видели только доброту и любовь Стерна. Думать не думали о его переездах по съёмным углам с одиноким потрёпанным чемоданом, связанном куском старой верёвки; чемоданом, в котором хранилось всё, что у него было своего в этом мире. В детстве они знали совсем другого Стерна.

Как и собственный сын Джо, Бернини. Когда Джо виделся с ним в Нью-Йорке, Бернини много говорил о Стерне, особенно дорожа детскими воспоминаниями…