Избранное

На какой-то просеке Буров обратил внимание на нежно засветлевшее впереди небо. Пожар! Должно быть, загорелась какая-нибудь деревенька, как должна неминуемо скоро запылать вся крестьянская Русь. Буров стал прикидывать: где бы это могло гореть? Впоследствии он вспоминал, как долго ему не приходило в голову, что горит именно его усадьба. И все же смутное предчувствие заставило его подобрать вожжи. Лес скоро загородил зарево, но, когда Буров снова выехал на открытое место, уже ясно было, что горит Первино. Тогда-то он и погнал.

Экипаж швыряло в стороны, обезумевший конь несся, не разбирая, куда ставить ноги, а Буров все настегивал и настегивал его. Расступившиеся вековые сосны открыли за рекой опушку первинского парка. Лошадь, влетев на мост, упала на колени. Бешеный окрик Бурова заставил ее справиться и мчаться дальше. На все вокруг ложились отсветы зарева. Можно было различить темнеющие у дороги канавки, изгородь, тянувшуюся вдоль сада, и силуэты лип — все, облитое сильным багровым сиянием.

Рысак громко и натужно хрипел. Мелькнуло в голове — придержать, но руки тут же снова еще злее передернули удила: что жалеть, что беречь, когда все так очевидно полетело в пропасть.

Когда Буров влетел на двор усадьбы, пожар подходил к концу. Огонь, отбушевав, уже смирно и деловито завершал расправу.

На раскаленных добела камнях фундамента высился темно-малиновый куб, повторявший очертания дома. Его стены из рудовых толстых бревен, сгорев, развалились не сразу, а продолжали стоять, обозначая фантастические палаты с дверными и оконными проемами: даже различались отдельные бревна, отделенные друг от друга темной полосой пазов. Жар опалил крайние деревья парка, оставил на месте декоративных кустов почерневшие прутья. Дивный дом из красных углей бросал переливающийся свет на толпу.

Буров на ходу соскочил с тарантаса, приткнул лошадь к крыльцу флигеля и зашагал к пожару. Загнанный рысак шатнулся и грузно упал с неловко подвернутой шеей. Хозяин даже не оглянулся. Неподалеку от дома стояли две нагруженные подводы. Вокруг них толпилось несколько мужиков и баб. Буров решительно направился к ним.

— Не ходи лучше, Егорыч, отступись, — окликнула его бабка Дарья. — Долго ль до греха! Народ, прости господи, на что хошь нынче способен…

Буров словно не расслышал.

Хотя глядеть было уже, в сущности, не на что, мужики медлили расходиться: их словно приковал к себе призрак исчезнувшего дома. Увидев хозяина, они несколько растерялись и стали, оробев, отходить в сторону. Когда Буров подошел вплотную к возу с криво увязанным комодом без ящика, с зеркальной подставкой и раздвижным столом, возле него остались лишь несколько женщин да седой сгорбленный мужик, державший лошадь за повод.

— Куда, дьявол старый, повез? — люто набросился на него Буров с поднятыми кулаками. — Подожгли да и давай растаскивать…

Как ни слепила Бурова ярость, он сразу заметил, что несколько стоявших поодаль мужиков вдруг разом двинулись в его сторону. Медленно опустив кулаки, он отвернулся и стал глядеть на догорающий дом. Остановились и подходившие к нему мужики. Они молча и выжидательно присматривались к нему. Бурова все же прорвало.

— Изверги вы, негодяи! — взревел он. — И дураки к тому же. Какая вам корысть от того, что меня спалили? Что, на стульях генеральшиных сидеть захотелось? В ейные зеркала глядеться? Подавитесь, черти! По-вашему все равно не будет, ироды, не придется вам вольно гулять да грабить — не дадут, приберут к рукам, погодите! Да еще покрепче скрутят, лодыри, за все ответите.

— И ответим, не побоимся! Ты вот тоже отгулял здесь, — с ненавистью крикнул кто-то сзади.

— Шибко не ярись! — кричал другой. — Ты узнай прежде, кто поджег, а потом и лайся…

— И то верно! Мы, может, тушить прибегли, твое добро спасать…

— Евонное оно, как раз, — глумливо расхохотался мужичонка, державший лошадь. — Енеральшу обманул, за гроши барским добром завладел. Кровопийца он, вот кто.

Яростная ругань и галдеж не спадали долго.

Устав от бесполезного крика, Буров махнул рукой и медленно стал обходить пожарище. У опаленной ели он остановился, прислонился к стволу, пытался собраться с мыслями. Нынче сожгли дом, а завтра наложат лапу на его деньги в банке, отымут землю. Трудно было отвести глаза от груды углей. Вот и все, что оставил огонь от дома, так и не давшегося новому хозяину!

— Господь, знать, прогневался, батюшка Николай Егорыч, за грехи наши наслал, — раздался возле старушечий голос. — Пойдем, что ли, в горницы, отдохни с дороги да от такой страсти.

Буров оглянулся — возле него стояла бабка Дарья, сокрушенная и измученная. Он поглядел на нее недоверчиво.

— Не знаю, бабка, господних ли тут рук дело, не могу про то сказать. А что люди постарались — это и ребенок скажет. Ну да время придет — все наружу выйдет… А ты толкуешь — господь! Эхма, ступай, бабка, засвети огонь во флигеле, ставь самовар, я сейчас приду.

Бабка Дарья поплелась к себе на кухню.