Избранное

Еду в путь последний свой
с непокрытой головой
на дубовом челноке
стебли руты в кулаке
и по дружеской толпе
мой челнок плывет не тонет
этот жарит на тромбоне
тот долдонит на трубе
те толкуют вдалеке:
все он строил на песке

Над колодцем лыс и гол

журавель — раздетый ствол
а с него ворона: карр
отобрать у дурня дар
бросить руту на тропе
но никто меня не тронет
этот стонет на тромбоне
тот рыдает на трубе
от него — твердит народ —
время скоро уплывет

Еду значит в мир иной

с непокрытой головой
лунный свет на льду лица
у глупца у мертвеца
сверху ходят по траве
раздается крик вороний
там играют на тромбоне
там играют на трубе
я лежу себе в песке
стебли руты в кулаке

Перевод В. Леванского.

ДОРОГА К ДОМУ

Синь.
Ветры.
Высокая сосна.
Ее журавль облетает.
На лесистом склоне
скромное беленое
жилище,
зеленое свеченье
ивняка.

Ветер. Он вел меня.

Я рухнул у порога.
Он наклонился.
Ему я не товарищ.
Ведь я бескрыл и шапку
вечером
закинул к птицам.

Смеркается. Мышей летучих

крылья касаются моих волос.
Пусть сломан руль, не утону,
как посуху пройду я по воде.

Перевод Георгия Ашкинадзе.

ОТЧЕГО МЫ ТВЕРДИМ

Отчего мы твердим
о дереве, птице в полете,
и о рыжей скале,
разбившей зеленые волны,
и о рыбе
в кружеве пены,
когда уже поздно и сумрак
укрывает леса?

Эти краски, рисунки —

игра,
и, боюсь, не к добру.

Чей же сон я забыл:

камня,
дерева,
птицы летящей,
кто мне скажет? Или в потемки
канут их голоса?

Боже, если ты есть

и ты позовешь меня, боже,
я помедлю,
помедлю немного,
пойду поброжу.

Перевод В. Леванского.

ЮНАЯ МАРФА

В травах забытья, в змеиных гнездах
застывает желтая жара,
прочь ступает зыбкая, как воздух,
Марфа, истомленная сестра.

Тайну до сих пор скрывая в лоне,

память о ночах хранит она,
старину поет. На небосклоне,
на земле заткала все луна.

В полном мраке, над заросшей кручей

падает на камни узких троп.
О, когда ты в лес придешь дремучий
разыскать, рыдая, Марфы гроб?

Перевод Е. Витковского.

МИЦКЕВИЧ