Избранное

ДЖОН белл (беря ее за руку). Проследуйте, пожалуйста, к себе в спальню: там вас не будут отвлекать. Дети предаются безделью, а я этого не терплю. В доме нет былого порядка. У Рейчел чересчур открытое платье. Мне это не нравится.

Рейчел бежит к квакеру и прячется у его ног. Китти уходит к себе.

(Джон Белл продолжает ей вдогонку.) Иду, иду. Перепишите столбец, умножьте на семь... (Входит в спальню вслед за Китти.)

Явление

четвертое

Квакер, Рейчел.

Рейчел. Я боюсь.

квакер. Ты всегда будешь бояться — сперва отца, потом мужа. Так рабыней и проживешь вплоть до часа избавления.

Появляется Чаттертон. Он медленно спускается из своей комнаты по лестнице, потом останавливается и глядит на старика и девочку.

Играй, дитя, и забудь страхи, пока не стала женщиной, но и тогда, если сможешь, забывай о них. Всегда играй и не пробуй рассуждать. Садись ко мне на колени, вот сюда. Ты в слезах? Ты прячешь личико у меня на груди? Смотри, кто спускается по лестнице! Твой друг.

Явление

пятое

Квакер, Рейчел, Чаттертон.

чаттертон (целуя Рейчел, бросившуюся ему навстречу, и пожимая руку квакеру). Добрый день, мой строгий друг.

квакер. Слишком мягкий и как друг, и как врач. Душа у тебя снедает тело. Руки горят, а лицо бледное. Сколько ты надеешься еще протянуть вот так?

чаттертон. Как можно меньше. А миссис Белл ушла?

квакер. Неужели твоя жизнь никому не нужна?

чаттертон. Напротив, она всем в тягость.

КВАКЕР. Ты веришь в то, что говоришь?

чаттертон. Так же твердо, как вы — в христианское милосердие. (Горько улыбается.)

квакер. Сколько же тебе лет? Сердцем ты юн и чист, как Рейчел, а душой умудрен и стар, как я.

ЧАТТЕРТОН. Завтра будет восемнадцать.

КВАКЕР. Бедный мальчик!

чаттертон. Бедный — да, мальчик — нет. Я живу уже десять веков.

КВАКЕР. Даже этого слишком мало, чтобы познать хоть половину зла, таящегося в людях. А всеобъемлющее знание — несчастье.

чаттертон. Выходит, я — великий ученый... А мне думалось — миссис Белл здесь. Я только что дописал письмо, которое недешево мне стоило.

квакер. Боюсь, ты чрезмерно добр. Я тебя не раз предупреждал: опасайся этого. Люди делятся на мучеников и палачей. И ты и мать этой девочки всегда будете мучениками.

чаттертон (с неудержимым порывом). Доброта делает человека жертвой, лишь пока он этого хочет: избавление зависит только от него самого.

квакер. Что ты имеешь в виду?

чаттертон (целуя Рейчел, задушевным топом). Не пугать же нам девочку, да и мать может услышать. квакер. Не услышит: над нею гремит голос погрубее, чем твой. (В сторону.) Уже в третий раз упоминает о ней! чаттертон (опираясь на кресло квакера). Вот вы браните меня, но ответьте: почему нельзя последовать влечению души, раз уж ты собрался выйти из опостылевшей игры? Что до меня, я решил отбросить притворство, до конца быть самим собой, следовать велениям сердца как в любви, так и в ненависти и покоряться тому, что возвел для себя в закон. Зачем прикидываться непреклонным, если ты снисходителен? Под моей напускной суровостью все равно проступит сострадательная улыбка: мое истинное лицо не скроет никакая маска. Все вокруг предают меня, я вижу это, но позволяю себя обманывать из презрения к себе: мне просто лень защищаться. Я даже завидую иным, когда замечаю, как радует их победа надо мной, добытая самыми нехитрыми уловками; моя жизнь настолько мне безразлична, что, разглядев издали, как подобные люди плетут свои сети, я даже не нагнусь, чтобы порвать хоть одну нитку. Я отомщен уже тем, что сознаю их низость: это возвышает меня в собственных глазах. Мне кажется, провидение недолго будет мириться с таким порядком вещей. Была же у него какая-то цель, когда оно создавало меня! Вправе ли я противостать ему и силиться переделать мир? Мне ли перечить богу?

квакер. Вечные мечтания подавили в тебе способность действовать.

чаттертон. Не все ли равно, если час моих мечтаний приносит больше плодов, чем двадцать дней деятельности других? Кто нас рассудит? Неужели человек обречен всегда работать только руками и труд его ума недостоин уважения? О господи всемогущий, неужели на земле нет науки, кроме науки чисел, и бога, кроме Пифагора? И неужели я должен сказать пламенному вдохновению: «Прочь! Ты бесполезно».

КВАКЕР. У тебя на челе его роковая печать. Я не порицаю тебя, мой мальчик,— я тебя оплакиваю.

ЧАТТЕРТОН (садится). Скажите, добрый квакер: ваша секта, где царят братство и духовное начало, сочувствует тем, кто томится страстью к мысли? Хочу в это верить: вы терпимы со мной, хотя строги к остальным. Это меня успокаивает.