Избранное

…Пусть же имя его облетит мирозданье!..

По складам я добрался до истинных слов!..

После робких молитв, после жалких псалмов

торжествующий, солнечный гимн созиданья!

ИТАК, ЗАКОНЧИТЬ ЛЕТОПИСЬ ПОРА НАМ.

Уходит в жизнь из книги наш герой

другим, уже не прежним Безымянным,

что жил в тоске и тешился игрой.

Отныне, слившись со своим народом,

высоких истин он усвоил суть…

И все же я хочу перед уходом

еще раз на минувшее взглянуть.

Финал поэмы был бы крайне мрачен,

когда бы зову грозному не внял

я, кто самоанализом и плачем

служение народу подменял.

Как много их, кому я был подобен,

тех, что в потемках времени бредут,

которым удивительно удобен

на шее приспособленный хомут.

Пастись им легче, зло воспринимая

как неизбежность, как всеобщий рок,

а радости обещанного рая

искать подальше от земных дорог.

Для них масштабом служит слово — «вечно».

(О мыльные, пустые пузыри!)

А с точки зренья вечности, конечно,

все в мире гладко, что ни говори.

Но вот однажды мир гремит железом,

и рушится их призрачный уют.

Куда бежать? Последний путь отрезан.

И небеса грохочут — не поют!

О помощи взывайте — не услышат.

Ужель и небо — заурядный лжец?!

Горит земля, и жаром воздух пышет,

и карточному домику — конец.

Что говорить? Жестокая расплата

за вашу романтическую чушь,

за времени бесстыдную растрату,

за эгоизм обледенелых душ.

Так ваше равновесие нарушив,

ударит жизнь во все колокола,

перевернув, безжалостно разрушив

ваш ирреальный замок из стекла.

О, вас самих сметет поток взъяренный!

И вот увидят миллионы глаз

ваш «райский сад» — стоячий пруд зловонный,

в котором дух ваш немощный погряз.

Увидят мир гниения и смрада,

рассадник лжи, источник нечистот.

Какого ж вам еще «блаженства» надо,

каких еще заоблачных высот?..

О, неужели совершилось чудо,

что уцелел я, что остался жив,

что вовремя я выбрался оттуда,

себя служенью жизни посвятив?

Что, одаренный сказочным уделом,

я одержал победу из побед:

с соседями я занят общим делом,

и стал мне братом каждый мой сосед!

Что навсегда глаза мои прозрели,

что смог свое унынье превозмочь,

еще вчера, без смысла и без цели,

усталый странник, бредший через ночь!

Что для меня окончилось проклятье,

что свергнут в прах придуманный кумир,

что я дорос до безымянных братьев,

чьи руки переделывают мир!

Перевод Л. Гинзбурга.

1947—1957

КАЖДАЯ МЕЧТА

Каждая мечта, что не сбывалась,

каждый бой, в котором не везло, —

все в конечном счете оправдалось

бедам и несчастиям назло.

Горечь сердца обдавала жаром.

От обид жестоких взгляд потух.

но ничто не проходило даром,

лишь сильнее закаляло дух.

Что смиренно ожидать удела?

Ты один вершишь свою судьбу.

Поднимайся на святое дело

и вставай на правую борьбу!

Одолев утраты и страданья,

победив сомнения и страх,

отдал я товарищам призванье,

их мечты воспел в своих стихах.

Перевод И. Грицковой.

ЛЕСА

До осени еще далеко,

но я ощущаю ее в лесах.

Спиной прислоняюсь к теплому стволу

березы —

по небу плывут облака —

тонкие нежные листья напоминают миллионы

трепещущих колокольчиков.

До осени еще далеко,

но усталость моя ее подзывает.

Еще прыгает надо мною белка —

волшебный акробат.

Но глаза мои уже пьют горячие краски,

которыми осень разрисовывает леса.

Перевод К. Богатырева.

ТЮРЕМНАЯ ПЕСНЬ ЛЮБВИ

Вот в сумерки я прикорнул устало

к порогу сна, глаз не сводя с той точки

где, между стен тюремной одиночки,

тебя увижу снова, как бывало.

Ты все — источник, вечность и начало,

укрывшиеся в бренной оболочке,

ты — света луч, ко мне без проволочки

явившийся в кромешной тьме подвала.

Как мог я жить с собой наедине —

вне твоего лица, волос, дыханья?

Вне приоткрытых в поцелуе губ?

Но я, твоей души познавши глубь,

меж нами уничтожил расстоянье…

Я засыпаю… Ты со мной, во мне…

Перевод К. Богатырева.

СЛАВА ТЕБЕ, ЛЕТНИЙ ПОЛДЕНЬ!

Слава тебе, летний полдень!

Тихо в колодцах журчит вода,

нежно щебечут птицы.

В легком зеленом кружеве

листвы запутался тонкий

солнечный луч. И приглушенный

медленный бой старинных часов

сладок и ласков.

Минуты, созданные для грез

и воспоминаний…

Но нет. Меня еще не томит мой

быстрый, стремительный век с его

бесконечной спешкой, гудящими

машинами и взмывающими ввысь

аэропланами. Но иногда я с радостью

предаюсь ощущению покоя,

прикладываю палец к губам своих чувств

и мечтаю о тишине, которая еще

не скоро наступит и о которой

подумывать еще рановато…

Перевод И. Грицковой.

БЕССОННАЯ НОЧЬ

Не спится мне… Бледнеет ночь едва

над озером в предутреннем тумане.

Вот-вот рассвет войдет в свои права.

Стволы берез слепят глаза заране.

Прошло тихонько детство сквозь меня.

Вчера я взял его в свой сон с собою.

Но, не дождавшись пробужденья дня,

оно уходит вместе с темнотою.

Где вы, мои друзья прошедших лет?

У берега мелькают ваши тени…

Но рассветет — и ваш простынет след.

Перевод К. Богатырева.

МАЛЕНЬКИЙ ВОКЗАЛ

Шла зима. И фонари мерцали

над вокзалом в тихом городке,

а тебе чужие снились дали,

в свете газовом качались пальмы,

оставляя тени на песке.

В северных снегах неслись олени,

за собой вздымая снежный дым,