Избранное

Из загона выметнулся он,
пронося испуг косящих глаз,
позой пикадора удивлен,
лентами, крюками, — и тотчас

в нем погас игры веселый знак,

и, гляди, массивный, непокорный,
скрученный из ненависти черной
и в себя зажатый, как кулак,

и почти не видя ничего,

он поднял, как знамя, горб кровавый
и рога откинул — он, всеправый,
мудрый и извечный враг того,

кто, весь в золоте, с повадкой гибкой,

боком встал и, как пчелиный рои,
изумленного быка с улыбкой
пропускает под своей рукой

и на вой трибун и всплески рук

поднимает взор, разгорячен,
словно в воздухе проводит круг
тьмой и блеском глаз, и, как бы ради
тех, кто смотрит, и почти не глядя,

неподвластный злости и задору,

и ища в самом себе опору, —
в накатившуюся и слепую,
обреченную волну живую
нежно шпагу опускает он.

Детство Дон Жуана

В нем что-то было от стрелы, чье жало
о женщин не ломалось, — в этом суть;
страсть самого его преображала
и, рассчитав наикратчайший путь,

подстерегала ту, что оттеснила,

чужим вдруг ставший,
                                  чей-то образ в нём:
он улыбался. И уже уныло,
как в детстве, слез не проливал тайком.

Нет, он, поймав, не выпускал смущенный

взгляд женщины, захваченной игрой, —
настороженной и завороженной
звенящей в нем незримо тетивой.

Избрание Дон Жуана

Приготовься, — ангел возвещает, —
быть моим. И помни мой завет.
Тот же, кто его переступает
и сладчайших не переполняет
горечью, чинит мне вред.
Ты бы мог любить еще нежнее
(не перечь: ошибся ты),
пылок ты и волею моею
ты ведешь через мосты
к одиночеству, как к цели
чтобы от тебя вдали
с той же силой в нем горели
вынести его сумели
и перекричать смогли.

Святой Георгий

И всю ночь не прекращался стон
девы, что коленопреклоненно
умоляла: одолей дракона,
сторожит меня и мучит он.

И тогда из утра он возник

на коне соловом, как из дали,
перед ней, кого околдовали,
и помчался напрямик

к ней, как блеск и как судьба.

Он скакал с копьем вдоль стен, блистая,
об опасности не помышляя;
и, еще совсем слаба,

пленница с коленей не встает

и к нему победу призывает,
потому что все еще не знает,
что на свете существует Тот,

Тот, кого она молящим взглядом

призывала, мучимая гадом.
И, как башня, с грозной битвой рядом
высилась теперь ее мольба.

Дама на балконе

Вышла, в ветер кутаясь, она,
как похищенное светом пламя,
позади, очерчена дверями,
комната совсем темна,

словно основанье для камеи,

сотворенной из сплошного блеска;
вечер наступить нс смел, робея,
прежде чем она возникла дерзко

и внезапно, чтобы, став у края,

легкая, почти не тратя сил,
плавно оттолкнуться от перил,
между небом и землей растая.

Встреча в каштановой аллее