Избранное

Вход в старый парк зеленой темнотой
его облёг, как плащ, прохладой вея,
как вдруг вдали, в другом конце аллеи,
что в этот час была совсем пустой,

в зеленом солнце, как в листве зеленой,
фигурка белым огоньком
зажглась и долго отдаленной
казалась, проходя по затененной
дорожке, прежде чем потом

обдало нестерпимым светопадом
ее бесшумные шажки.
И тени сразу стали глубоки,
открытые глаза качнулись рядом,

и, наконец, обрисовался лик
и, как картина, замер в ожиданье
на миг немого противостоянья:
и вечным стал, и сгинул в тот же миг

Сестры

Равные возможности несхоже
преосуществились в них, взгляни:
будто бы, при всем их сходстве, все же
в разных временах живут они.

Явно тяготит одна другую
бременем участья своего;
и, усилия растратя всуе,
подтверждают кровное родство,

по аллее проходя степенно,
и вести пытаясь за собой,
и ведомой быть одновременно:
ах, но шаг-то ведь у каждой свой.

Игра на рояле

Жужжало лето. Томный час погожий;
все нетерпение свое внесла
она в этюд, невероятно схожий
с реальностью, которая могла

еще настать — сегодня, завтра, скоро,
а может быть, таящейся вокруг;
и за окном, невидимый для взора,
чудесный парк почудился ей вдруг.

Звук оборвался; встала у пилона,
решила книгу взять, но из окна
жасмином потянуло, и она
поморщилась — почти что оскорбленно.

Любящая

В окно рассвет заглянет,
и сон мой сгинет прочь.
Когда душа воспрянет,
куда судьба достанет
и где начнется ночь?

И я бы посчитала,
что я и мир — одно,
где, как внутри кристалла,
прозрачно и темно.

Вместить в себе, наверно,
могла бы звезды я;
ах, как душа безмерна,
как вырвать из себя

того, о ком страдаю,
своей любви раба.
И смотрит, как чужая,
в меня моя судьба.

И мнится: я — округа,
и даль, и синева,
и, ароматней луга,
колышусь, как трава,

вся в радости и горе,
что слышит он меня,
что в нем, любимом, вскоре
должна погибнуть я.

Сокровенное роз

Где внутреннее с внешним
смыкается? Чью боль оно
врачует касаньем вешним?
Чье в озерце нездешнем
небо отражено —
в распахнутых дремотно
розах молодых:
как они беззаботно
покоятся, словно их
не посмеют рассыпать
                 дрожащие пальцы.
Как любая собою полна
и себя расточает,
и перетекает
в пространство, где тишина,
где от избытка света,
наливаясь, дни дозревают,
и становится комнатой лето —
неоглядной комнатой сна.

Портрет дамы восьмидесятых годов