Избранное

Он в слух ушел. И тишина, как дали...
Мы замерли, не слыша ничего.
А он — звезда. Другие звезды встали
невидимо для нас вокруг него.

О да, он — все. Но ждет ли кто теперь,

что он заменит нас и нас рассудит?
Пади мы даже ниц пред ним — пребудет
глубоким и бесстрастным он, как зверь.

То, что влечет с мольбой к его стопам,

в нем миллионолетья прозябает.
Забыл он то, что знаем мы, но знает
он то, о чем заказано знать нам.

L'ange du méridien [1]

Шартр

Когда, охвачен ересью, мятежно

гудит вокруг собора ураган,
твоя улыбка привлекает нежно,
о ты, одушевленный великан,

ты ангел, в чьих устах изваян зов

ста уст, ты не исполнен смуты,
и ты не замечаешь, как минуты
стекают с круглых солнечных часов,

где все отрезки дня ты поместил

в глубоком равновесии надменном,
и каждый час созрел, и полон сил.

Что, каменный, проведал ты о нас?

Зачем ты с выражением блаженным
вознес свой щит над ночью напоказ?

Кафедральный собор

В тех старых городках, где, как в былом,
под ним дома, как ярмарка, толпятся,
дабы, его заметив, стушеваться,
закрыть лавчонки, повелев молчком
умолкнуть дудкам, крикунам бесчинным,
взволнованно прислушиваясь к высям, —
а он стоит в своем плаще старинном,
со складками контрфорсов — независим,
не зная, что домами окружен.

В тех старых городках мы вдруг поймем,

насколько все, что льнет со всех сторон,
переросли соборы; их подъем
безмерен так же, как безмерен взгляд,
что погружен в себя самозабвенно
и ничего, что вне его, надменно
не замечает. Их судьба, как клад,
накапливалась, окаменевая,
непреходящей вечности полна,
тогда как улочки, где грязь сплошная,
случайные носили имена,
как дети — платьица: не все ль равно,
как фартук — лавочник: какой попало.

Соборы помнят все: и стон начала,

и взлет, где ярость к небесам взывала,
любовь и страсть, как хлеб и как вино,
и жалобы любви во тьме портала.
Но жизнь свой ход в курантах замедляла,
на башне эхо поступей стихало —
и смерть гнездилась в сумраке давно.

Портал