6*
Из драматических сцен Н.П. Огарёва «Исповедь лишнего человека».7*
8*
Н.П. Огарёв.9*
П.В. Анненков (1813 или 1812–1887), автор биографии Н.В. Станкевича и публикатор его переписки: Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М., 1857.10*
«Отречение» – стихотворение Фр. Шиллера (1784).11*
Строка из того же стихотворения.12*
Ср. соответствующий фрагмент стихотворения «Отречение» в переводе Н. Чуковского:Известны также переводы М.А. Дмитриева («Покорность провидению»), Г.П. Данилевского («Resignation»).
О стихотворении Шиллера см. в письме Н.В. Станкевича Я.М. Неверову от 24 июля 1833 г.: «Возьмем еще Шиллера: „Resignation“. Кажется, поэт высказывает свое отчаянное убеждение: два цветка существуют для человека – надежда и наслаждение; кто сорвал один цветок, тот не требуй другого…» (Н.В. Станкевич. Переписка его и биография… М., 1857. С 41).
13*
Письмо к Я.М. Неверову от 14 октября 1833 г. (Н.В. Станкевич. Переписка… С. 55).14*
Работа А.Н. Пыпина (1833–1904) «В.Г. Белинский, его жизнь и переписка» вышла в 1876 г. (2-е изд. СПб., 1908).15*
16*
Валленштейн Альбрехт Евсевий Венцель фон (1583–1634), герцог, князь Фридландский с 1624 г., полководец, во время Тридцатилетней войны 1618–1648 гг. имперский главнокомандующий (в 1625–1630 и 1632 г.); в 1632 г. потерпел поражение при Лотцене от шведского короля Густава II Адольфа, обвинен в измене и отстpанен от командования; убит группой офицеров.Замысел драматической трилогии («Лагерь Валленштейна», «Пикколомини», «Смерть Валленштейна»; 1799) зародился в период работы Ф.Шиллера над «Историей Тридцатилетней войны» (1791–1793).
17*
18*
19*
20*
Там же.Пальмира
«В одиннадцатом году царствования турецкого султана АбдулГамида1*
, сына Ахмеда, в то время, когда победоносное русское войско овладело Крымом и водружало свои знамена на побережье2*, ведущем к Константинополю, я путешествовал по Оттоманской империи и объезжал страны, бывшие некогда царствами Египта и Сирии.Я прибыл к городу Гемсу3*
на берегу Оронта; здесь, находясь вблизи Пальмиры, лежащей в пустыне, я решил сам осмотреть ее знаменитые памятники4*. И вот, после трех дней пути по выжженной пустыне, проехав долину, усеянную пещерами и могилами, я вдруг, при выходе из нее, увидел на равнине поразительную картину развалин. Неисчислимое множество великолепных колонн, подобно аллеям наших парков, уходили симметрическими рядами в бесконечность. Среди них высились большие здания, одни – целые, другие – полуразрушенные. Со всех сторон земля была покрыта такими обломками – карнизами, капителями, кусками колонн, архитравами, пилястрами, – все из белого мрамора, чудесной работы. Три четверти часа я шел вдоль этих развалин и, наконец, вступил в ограду обширного здания, бывшего некогда храмом солнца. Здесь мне оказали гостеприимство бедные арабские земледельцы, хижины которых стояли на самой паперти храма, и я решил провести здесь несколько дней, чтобы подробно изучить красоту всех этих сооружений.Каждый день я выходил и осматривал какой-нибудь из памятников, покрывающих равнину. И в один вечер, когда, погруженный в раздумья, я незаметно достиг “долины могил”, – я поднялся на окружающие ее высоты, откуда взор господствует сразу и над всем пространством развалин, и над беспредельностью пустыни. Солнце только что село; бледно-красная полоса еще обозначала его след на отдаленном горизонте Сирийских гор. С востока полный месяц всходил на голубом фоне над плоскими берегами Евфрата, небо было чисто, воздух покоен и ясен; гаснущий блеск дня скрадывал жуть темноты, первые веяния ночной прохлады умеряли зной раскаленной земли. Пастухи увели своих верблюдов; взор не улавливал уже никакого движения на однообразной серой равнине; глубокое безмолвие царило в пустыне, – лишь изредка слышался заунывный крик какой-нибудь птицы или шакала. Тьма сгущалась, и сквозь сумрак я мог различать уже только белеющие признаки колонн и стен».
Сев на обломок колонны, Вольней5*
(потому что это его рассказ) предался глубокому размышлению.